Конклав

– Даже несмотря на то, что я прошу вас? Вы ведь и сами получили сегодня голос, разве нет?

– Получил. По нелепой случайности!

– Тогда представьте, что бы вы чувствовали, если бы я продолжал настаивать на вашей кандидатуре и вы каким-то чудом победили бы.

– Это стало бы катастрофой для Церкви.

– Да, то же самое случится, если папой стану я. По крайней мере, обещайте мне подумать над тем, о чем я прошу.

Бенитез пообещал.

После разговора с Бенитезом Ломели разволновался настолько, что решил попытаться поговорить с другими претендентами. Он нашел Тедеско в холле – тот в одиночестве сидел в кресле с алой обивкой, сложив пухлые, в ямочках, руки на объемистом животе и водрузив ноги на кофейный столик. Ноги у него были весьма миниатюрны для человека его сложения, облачены в поношенные и бесформенные ортопедические туфли.

– Я хотел сообщить вам, что делаю все возможное, чтобы мое имя не присутствовало среди кандидатов во втором голосовании, – сказал Ломели.

Тедеско посмотрел на него прищуренными глазами:

– И зачем вам это понадобилось?

– Затем, что я не хочу жертвовать своим нейтралитетом декана.

– Но вы уже сделали это сегодня утром.

– Мне жаль, если это было воспринято таким образом.

– Да не беспокойтесь вы. Что касается меня, то я надеюсь, вы останетесь в кандидатах. Я хочу, чтобы эти вопросы стали предметом дискуссии. Мне показалось, Скавицци неплохо ответил вам в своем выступлении. И потом… – он довольно повилял своими миниатюрными ногами и закрыл глаза, – вы раскалываете либеральный электорат!

Ломели секунду-другую смотрел на него. Сдержать улыбку было невозможно. Тедеско был хитер, как крестьянин, продающий свинью на рынке. Сорок голосов – вот все, что требовалось патриарху Венеции; сорок голосов, и у него будет блокирующая треть, которая не допустит избрания ненавистного либерала. Он станет затягивать конклав сколь угодно долго, если ему это потребуется. Тем скорее нужно Ломели выбраться из того стеснительного положения, в котором он оказался.

– Желаю вам спокойной ночи, патриарх.

– Доброй ночи, декан.

До окончания вечера ему удалось поговорить с тремя другими ведущими кандидатами, и каждому он повторял свое намерение не претендовать на избрание.

– Я вас прошу, говорите об этом всякому, кто назовет мое имя. Скажите, пусть придут и поговорят со мной, если сомневаются в моей искренности. Мое желание состоит только в том, чтобы послужить конклаву и помочь ему прийти к правильному решению. Я не смогу это сделать, если буду выступать в роли одного из претендентов.

Трамбле нахмурился и потер подбородок:

– Простите меня, декан, но если мы сделаем это, то разве в глазах других вы не будете выглядеть просто образцом скромности? Если посмотреть на это дело с точки зрения Макиавелли, то можно сказать, что это умный избирательный ход.

Ответ был настолько оскорбителен, что у Ломели возникло искушение задать Трамбле вопрос о так называемом изъятом докладе о деятельности камерленго. Но какой в этом смысл? Он просто все будет отрицать.

Вместо этого Ломели вежливо сказал:

– Ситуация такова, как я вам описал, ваше высокопреосвященство, и я предоставляю вам действовать так, как вы считаете нужным.

Потом он поговорил с Адейеми, который отвечал, как подобает государственному мужу:

– Я считаю такой подход принципиальным, декан, именно такого отношения я и ждал от вас. Я скажу моим сторонникам, чтобы они распространили ваши слова.

– А у вас, как я думаю, немало сторонников.

Адейеми тупо посмотрел на него, и Ломели улыбнулся:

– Простите меня: ничего не мог поделать – я слышал, у вас сегодня происходило маленькое собрание. Наши номера по соседству, а стены очень тонкие.

– Ах да!

Выражение на лице Адейеми прояснилось, и он добавил:

– После первого голосования наступила определенная эйфория. Видимо, это было не очень благопристойно. Больше такого не случится.

Ломели перехватил Беллини, когда тот собирался подняться в свой номер, и сказал ему то же, что говорил остальным.

– Я чувствую себя очень несчастным из-за того, что несколько голосов, которые я получил, достались мне за ваш счет, – добавил он.

– Не переживайте. У меня словно гора с плеч. Похоже, возникло всеобщее ощущение, что перспективы сесть на папский трон для меня становятся все призрачнее. Если так – а я молюсь, чтобы так оно и было, – я могу только надеяться, чтобы победителем стали вы.

Беллини взял Ломели под руку, и два старых приятеля пошли вверх по лестнице.

– Вы – единственный из нас, кто обладает чистотой и интеллектом, чтобы стать папой, – сказал Ломели.

– Нет. Спасибо вам. Но я слишком раздражителен, а нам нельзя иметь раздражительного папу. Но вы должны быть осторожны, Якопо. Я говорю это серьезно: если мои позиции еще более ослабятся, основная часть моих сторонников, вероятно, перейдет к вам.

– Нет-нет-нет, это было бы кошмаром!

– Подумайте. Наши соотечественники отчаянно хотят иметь папу-итальянца, но в то же время большинству из них невыносима сама мысль о Тедеско. Если я потерплю неудачу, то единственным приемлемым кандидатом, за которым они могут пойти, становитесь вы.