Он интересуется у помощника: что там у нас сегодня на сцене? «Борис Годунов» в американской постановке? Отлично! Продемонстрируем буржуазной прессе, что не придаем никакого значения угрозам, а настоящую американскую культуру ценим. Особенно если на русский манер. Заодно еще раз посмотрим хорошую историю о русской власти и безвластии, об иноземном вторжении и об этом, юродивом, которого так трогательно пел Козловский… Тень Грозного меня усыновила, а мальчишки копеечку отняли! Обзванивать членов Президиума. Козлова, Косыгина, Микояна, Брежнева. Сегодня будет культпоход. Все в театр.
Проходит несколько смутных дней всеобщего ожидания, ложных ходов, обманных намеков и бессмысленных встреч, оттягивающих время. Морская блокада Кубы сулит ежеминутный риск; сдадут нервы у одной из сторон – и начнется, главнокомандующих спросить не успеют. Хрущев меряет шагами просторный кабинет. Только он не в расшитой сорочке, а в мешковатом партийном костюме; на столе не горилка з перцем и не шмат украиньского сала, а крепкий чай с номенклатурным лимоном. В стакане тонкого стекла. В серебряном звенящем подстаканнике. На фаянсовой тарелочке, под тугой крахмальной салфеткой – сушки с маком, бутербродец с сыром и яблоко, последняя в этом году антоновка. Вождь задумчиво берет яблоко, сдувает завиток сосновой стружки, бесконечной спиралью срезает золотую кожуру. Яблоко лысеет и становится немного похоже на самого вождя; кабинет наполняется запахом осени, меда, легкого солнца.
Мысль крутится вокруг одной и той же темы: как выйти из положения. Воевать невозможно, сметут полстраны. Убирать ракеты тоже нельзя. Страну опозорим. Кубинцев подставим. И свои же соратнички сживут со свету, схомячат и выплюнут. Вон как у них глазки горят, сквозь лесть прорываются нотки надежды: ошибется старик, оступится, мы своего наконец-то поставим… Что ж ты, дорогой Никита Сергеич, наделал? Захлестнул петлю на собственной шее. Умирать неохота, самому развязываться стыдно. Кто бы помог вывернуться…
И вдруг – как вспышка солнечного света. А может, это будет сам Кеннеди? Он, конечно, настоящий политик, рожден для президентства (Хрущев это понял во время прошлогодней встречи), но пока это милый мальчик, а не тертый калач; можно сыграть на эмоциях. Вот какое искренне письмо прислал, почти жалуется на то, что его обманули, намекает на то, что уронили престиж Президента… Пусть скинет с нас петлю, сердечно попросит вывести ракеты, а мы сделаем вид, что не очень-то рады, но да ладно, проявляем русскую ширь. Хорошая мысль. Предложим ему легкий ультиматум, дадим шанс выскочить из западни, а под прикрытием Кеннеди проскочим сами.
Вождь собрал приближенных, надиктовал послеобеденную депешу, велел отбить в Вашингтон. Предлагается. Первое. Вы обещаете на Кубу не нападать, внутренних врагов Кастро не поддерживать, держите своих кубинских эмигрантов на цепи. Второе. Мы отзываем ракеты. Третье. Вы делаете первый шаг; я, так и быть, приму условия; все квиты, мир сохранен.
Всем очень понравилось. Еще немного пообсуждали, не включить ли пункт о турецких ракетах и тех американских установках, что размещены в Италии; не предложить ли размен. Но как-то миновали эту тему, времени не хватило додумать. Нужно скорей везти текст в американское посольство, пусть переводят, отправляют; будем ждать реакции.
Хрущев берет еще одно яблоко и, страшно довольный собой, смачно вгрызается в него зубами. Как хозяин на завалинке. Он думает, что телеграмма летит над Гренландией и Северным Ледовитым океаном, вдоль Канады и через Нью-Йорк, преодолевает разницу во времени, рассекает границы часовых поясов. Журналисты-порученцы, они же старые разведчики, готовят почву, разминают американскую администрацию… А никакая телеграмма между тем никуда не летит. Ее отбили на московском телеграфе, выдали посыльному квитанцию, но случился технический сбой, которого никто не отследил; утром 26-го Кеннеди не получил ничего.
Вообще в этой страшной истории слишком много нелепого; наши судьбы зависели подчас от полной ерунды. Бирюзов нахлобучивал листья на ракеты; Плиев бросал трейлеры и установщики под открытым небом; телеграфист не проверил клеммы. А знаешь, как передавали тайные послания с той стороны, из советского посольства в Вашингтоне? Получали в Госдепе запечатанные сургучом письма, под охраной везли шифровальщикам; бдительные чекисты сторожили двери переводчицкой. А потом приезжал негр-посыльный на велосипеде, пихал бумаги в толстую сумку, вместе с телеграммой для тети Сары из Кливленда и почтовым переводом от Майкла Кемпински и отправлялся в местную телеграфную компанию. За велосипедом следовала посольская машина; ответственный сотрудник наблюдал за тем, чтобы посыльный не пошел в пивную и не потерял сумку.