Конг: Остров Черепа

– Я сама напросилась на эту работу, – сказала она. – Казалось бы, война окончена – откуда такой внезапный интерес к какому-то острову на задворках Тихого океана? Зачем военные вертолеты, пулеметы, взрывчатка? Здесь же повсюду – следы грязных лап Пентагона.

– А вы хотите всех разоблачить и получить Пулитцеровскую премию[28]?

– Сидя дома, много не наснимаешь, – ответила она. Теперь они стояли совсем близко, и Конраду казалось, что здесь, в трюме, сейчас происходит самый важный разговор на борту. – Один снимок в нужном месте в нужное время может изменить все. Он может повлиять на общественное мнение.

– И принести вам Пулитцеровскую премию.

Уивер улыбнулась:

– А вы что скажете? Каким образом здесь оказалась легенда британского спецназа?

«Ну да, конечно, – подумал Конрад. – Конечно, ей известно, кто я такой». Он подозревал это и раньше. Более того – вероятно, она нарочно выследила его, чтобы завести этот разговор. Мысль о том, что он мог не заметить слежки, не радовала, но ей, наверное, не впервой. Она относилась к своей работе так же серьезно, как и он – к своей, и это было достойно уважения. Кроме того, он был абсолютно уверен, что они на одной стороне – какой бы эта сторона ни была.

– Вы знаете обо мне больше, чем я о вас, – заметил он.

– Я – журналист, капитан Конрад, и вопросы задаю я.

– Просто Конрад. Я в отставке.

– Да уж, похоже на то.

Он молча пожал плечами.

– Итак, когда я задаю вопросы, на них чаще всего отвечают. Хоть и не обязательно правду.

Уивер выжидающе уставилась на него. Конрад огляделся, прислушался – в трюме никого не было.

– Мне предложили деньги, – сказал он.

– Правда? Всего-то?

– Много денег, – объяснил Конрад, видя ее изумленно поднятые брови. – А мои доходы более чем скромны.

– Вы не похожи на наемника, – сказала она.

– А вы не похожи на военного фоторепортера.

– Я – антивоенный фоторепортер.

Эти слова удивили Конрада. От тех журналистов, с которыми ему доводилось встречаться, он ничего подобного не слышал. Он раскрыл было рот, чтобы задать еще вопрос, но тут издали донесся негромкий звук шагов.

Конрад с Уивер пригнулись и укрылись в узком проходе между штабелями ящиков. Она оказалась так близко, что он мог различить тонкий аромат духов и слабый запах пота. Чувствовалось, что у нее к нему немало вопросов, и на него она тоже действовала интригующе. Эта женщина приложила немало сил, чтобы попасть в эту экспедицию, и уже выяснила намного больше, чем он. Придется постараться, чтобы не отстать.

Прячась в тени, Конрад осторожно выглянул из-за ящиков и увидел двух солдат. Они вели себя как ни в чем не бывало – болтали, смеялись… Один из них взял из штабеля небольшую коробку, и оба, быстро оглядевшись вокруг, удалились.

– Ушли? – спросила Уивер.

– Ага. Не волнуйтесь. Мы просто убиваем время.

Уивер усмехнулась и тоже двинулась к выходу. Держась в тени, она прошла через трюм и исчезла за противоположной дверью.

Глава восьмая

– А я думал, что давно к этому привык…

Плавание оказалось сущим праздником. Солнца Миллсу хватало и во Вьетнаме, но загорать, лежа рядом с вертолетом, в постоянном ожидании команды на взлет и отправки навстречу возможной гибели, – это совсем не то.

Здесь-то – прямо курорт…

«Небесные Дьяволы» расположились на палубе «Афины» со всеми удобствами. Скинув рубашки, Миллс, Коул и Релес играли в карты и попивали пиво – Сливко, казалось, мог раздобыть его где угодно. Релес поднял ставку до десятки, а Миллс уже давно убедился на собственной шкуре, что играть с Коулом в покер – дело гиблое. Этот парень как будто отроду не менялся в лице. Может, и улыбнулся разок в жизни, но вряд ли кто смог бы припомнить, когда и при каких обстоятельствах. Пожалуй, и его родная мать сказать затруднилась бы.

Уивер фотографировала солдат за игрой. Те делали вид, будто не замечают ее, но Миллс ясно видел, как ребята поджимают брюхо и напрягают мускулы, стоит камере повернуться в их сторону. Девица, конечно, огонь – с этим были согласны все. Про себя же Миллс подозревал, что, случись ей драться с любым из них, она и тут сумеет себя показать. Чтобы всю войну проработать военным корреспондентом, журналистка вроде нее должна быть твердой, как гвоздь, и вдвое острее. И она уже показала, что на всякую хренотень не купится.

А еще Миллс заметил, что она часто сидит, уткнувшись лицом в камеру, даже когда вроде бы ничего не снимает. Странно. В этой операции вообще была уйма странного.

– А, чтоб тебя!.. – воскликнул Релес, глядя на вскрытые Коулом карты. Тот, выиграв при жалкой паре семерок на руках и, как обычно, даже не изменившись в лице, придвинул к себе выложенные на кон купюры.

Чепмен сидел неподалеку, прислонившись спиной к куче снаряжения, умостив на коленях планшет и закусив ручку в уголке рта – точно в раздумьях, что написать.

– Эй, майор! – окликнул Миллс. – Снова пишете Билли?

– Да, Миллс. А что?

– Нет-нет, майор, ничего.

Улыбаясь, Миллс поднялся на ноги, хлопнул в ладоши и забарабанил по брюху, чтобы привлечь всеобщее внимание.