Аккуратно беру её за пальчики и опускаю на папину огромную ручищу.
– Он пока тут. Совсем маленький. Ты тоже там когда-то была.
– Я? – переспрашивает.
– Угу-м, – киваю. – Ты сможешь вести себя с ним так же, как со Львом. Обнимать, целовать, опекать, делиться игрушками, сладостями. А он в ответ – защищать, дарить любовь и заботу.
– Деица… – повторяет за мной задумчиво. А затем, неожиданно для нас, отрывает ладонь от папиной. Сердце подскакивает к горлу от волнения.
Но я слишком себя накрутила, потому что Ева вдруг указывает на мою левую грудь.
– Моя, – уверенно заявляет. Указывает на правую. – Его.
И в животик тычет.
Заливисто смеюсь. Боже, она ещё помнит об этом?!
Или они с Динаром спорят, где чья, когда я не слышу?
– Радость моя, – наклоняется Юсупов к мышке. Поправляет выпавшие шелковистые волосы на лбу и целует конфетку висок. – А как же папа?
Крошка прижимает к себе ладошки.
– Папе неть, – мотает головой с досадой.
– Как-нибудь поделим, – хихикаю.
У папы иногда всего в достатке.
– Да, – уверенно заявляет Динар. И уже тише, мне на ушко, шепчет: – Днём их, ночью мои.
Снова смеюсь.
Да сколько можно заставлять меня улыбаться?
Поглаживаю ладонь Юсупова, которой он всё это время водил по моему животу. Ева, впитывающая в себя всё, как губка, делает то же самое. Заворожённо смотрит на руку папы, будто видит через неё будущую сестрёнку или братика.
А я накрываю их ладони своими. С заботой поглаживаю и откидываю голову, прикрыв глаза. И как в бреду шепчу:
– Мороженое…
– Нет, – слышится жёстко, непоколебимым тоном.
– Но мне хочется… А ты не можешь мне запретить. Я же теперь беременная.
– Нет.
– Па! – звонко кричит конфетка. – Мама хотет!
– Ох уж эти женщины… – не вижу лица, но уверена, что Динар закатывает глаза. – Против бедного единственного мужика в семье… Двое на одного. Так нечестно.
– Матриархат, – смеюсь. – Сдавайся, тебе всё равно не победить.
– Ненадолго, – уверенно заявляет.
Хм… Что же…
– Ну, посмотрим, посмотрим.