Конец веры.Религия, террор и будущее разума

Хотя в свете всего того, что мы узнали (и не узнали) о вселенной, религиозная умеренность может показаться нам разумной позицией, она не защищает нас от религиозного экстремизма и насилия. Люди, которые стремятся жить по букве священного текста, воспринимают «умеренных» верующих, как фундаменталистов-неудачников, которые, вероятнее всего, будут гореть в аду вместе со всеми прочими неверующими. Религиозная умеренность не позволяет никому из нас достаточно сурово критиковать религиозный буквализм. Мы не в праве назвать фундаменталистов безумцами, потому что они просто используют свою свободу веры; мы даже не можем сказать, что они ошибочно понимают саму религию, потому что они знают Писание лучше кого бы то ни было. «Умеренные» верующие вправе сказать только одно: мы не готовы так много платить — на личном и общественном уровне — за верность всему тому, чего от нас требует Писание. Это вовсе не новая форма веры и даже не новый подход к толкованию Писания, но просто капитуляция перед слишком человеческими вещами, которые в принципе не имеют никакого отношения к Богу. Религиозная умеренность есть продукт секулярного познания и неосведомленности относительно Писания — и потому мы не вправе, с религиозной точки зрения, ставить его на один уровень с фундаментализмом[7]. Религиозные тексты однозначны и совершенны в каждой своей детали. В их свете религиозная умеренность предстает просто как нежелание во всем подчиниться Божьему закону. И когда «умеренные» верующие отказываются жить по букве священного текста, терпимо относясь к тем, кто так поступает, они в равной мере предают и веру, и разум. Пока ключевые положения веры — например, что мы знаем о существовании Бога и знаем, чего он хочет от нас, — не ставятся под сомнение, религиозная умеренность не помогает нам выйти из тупика.

Благожелательность большинства «умеренных» верующих не мешает вере быть просто отчаянным союзом надежды и неведения и не предохраняет от опасности, которая нас подстерегает в тех случаях, когда мы ограничиваем рамки применения разума в наших отношениях с людьми. Религиозная умеренность с ее попыткой сохранить все то, что еще можно использовать в традиционных религиях, закрывает двери для более мудрого подхода к духовности, нравственности и созданию тесных связей между людьми. «Умеренные» верующие, похоже, считают, что нам не нужно радикально новое понимание этих вещей, но что здесь достаточно разбавленной водой философии железного века. Они не предлагают нам использовать все творческие способности, все силы ума, чтобы искать ответы на вопросы этики, солидарности людей или даже духовного опыта, но утверждают, что нам достаточно без излишней критики относиться к древним суевериям и табу, чтобы сохранить вероучение, которое досталось нам в наследство от людей, страдавших от своего незнания. В какой другой сфере жизни возможно такое раболепство перед традицией? В медицине? В технике? Сегодня даже политика свободна от тех анахронизмов, которые все еще доминируют в нас, когда мы размышляем об этике и духовности.

Вообразим себе, что мы могли бы воскресить образованного христианина XIV века. Мы бы увидели, что он ничего не понимает во всем, за исключением вопросов веры. Его представления о географии, астрономии и медицине поразили бы даже ребенка, но при этом он знал бы все, что нужно, о Боге. Если бы он сказал, что земля есть центр вселенной или что трепанация черепа[8] является разумной медицинской процедурой, его сочли бы дураком, но его религиозные представления сохранили бы свою безупречность. Этому можно, дать два объяснения: либо мы отточили до совершенства наши религиозные представления еще тысячу лет назад — тогда как наши познания в других сферах оставались крайне убогими, либо религия, которая хранит определенное вероучение, представляет собой особую область, в которой прогресс невозможен. Мы еще увидим, что второй вариант куда правдоподобнее первого.

Можем ли мы сказать, что религиозные представления с каждым днем обогащаются опытом людей? Если религия действительно связана с пониманием и отвечает на потребности человека, тогда ей должен быть присущ прогресс, ее доктрины должны становиться более, а не менее ценными для жизни. Прогресс в религии, как и во всех других сферах, должен был бы опираться на нынешние изыскания, а не на повторение доктрин прошлого. Любая истина здесь должна поддаваться проверке сегодня и ее описание не должно вступать в прямые противоречия со всем тем, что мы знаем о мире. Если рассматривать ее с этой точки зрения, мы увидим, что религия абсолютно неспособна продвигаться вперед. Она не справляется с изменениями в мире — культурными, технологическими и даже этическими. И это дает основания думать, что мы ее переживем.