Конец вечности

Как я хочу в ливень втянуть взахлеб
Горький табак вымокшей сигареты!
Небо по осени морщит высокий лоб,
А зеркала — все норовят в портреты

Выбиться… Ладно, только — не оживать!
Мало мне прочей нечисти супоросой….
Ливень плетет дымные кружева.
Скоро они сложатся в знак вопроса.

Я разжую каждый сухой ответ.
Мелом посыплю полузасохший крокус.
Видимо, скоро клином сойдется свет
На пентаграмме — и соберется в фокус.

Я ворошу пепел весны клюкой,
Посохом ли, скипетром ли — не в курсе…
Знаешь, ночлег, похоже, недалеко,
Если поверить нервной морзянке пульса.

Что до любви — я не в ладах с душой…
Бог бы с любовью, если б не дьявол с нею.
Всякая тварь ищет любви большой,
В поисках оной медленно стервенея.

Хочешь ударить? Ну, приезжай, ударь.
Бей, как судьба — сухо, беззлобно, мерно…
Если тебя покоробило слово «тварь»,
Я объясняю: то богословский термин.

Голос рассыпан в мелкую медь фонем.
Дребезг и бряк — «воблы и пива кружку!»
Я несговорчив. Это не значит — нем.
Если приедешь — пожалуй, шепну на ушко

Что, мол, люблю, что, мол, тебя, но ты
Помни: слова — лишь усложненный ветер.
Знаешь, записки на лоскутьях темноты
Так хорошо рассыпаются на рассвете

В зяблый, шершавый и шепелявый прах.
Давится космос комьями перегноя.
Если пространство держится на ветрах —
Цепи значений клацают за спиною,

Ибо не знают с чего им свисать теперь,
Точек каких выделенных держаться…
Ты извини: мне позвонили в дверь.
Это резон до вечера попрощаться.

Да, привези мне кофе с пяток децил.
Не растворимый — молотый: лучше «Чибо».
Предпочитаю лучшие образцы
И не хочу пить суррогаты, ибо…

Впрочем, я думаю, ты поняла вполне.
Так привезешь? Полнейшее аллилуйя!
Ладно, красавица — встретимся при Луне,
Ну а пока — жду, трепещу, целую…

…Что называется, рыбку с утра лови.
Текст прочитать — вылитый Мефистофель!
Не разговор, а полное «се ля ви»:
Чем не прикинешься ради пакета кофе…

11 июля 1999 года — 27 февраля 2000 года

СОБИРАЯСЬ НА РАБОТУ МАРТОВСКИМ УТРОМ

Ольге Стороженко — подарок на день рождения

Небо завсегда чуть горчит спросонок.
На полу валяется томик Лема.
Глас из телефона нервозно-тонок:
Интонации разные — та же тема.

Мебель чуть рассохлась под взглядом Будды,
Заселенного в скучную плоть фаянса.
В проводах сливаются амплитуды,
Выдавая «накося!» резонанса,

Отчего шутя вылетают пробки,
И заходится в тресках модемный зуммер.
Я бы вынес физический мир за скобки,
Но умею плохо, а Гуссерль — умер.

Я пишу статьи, эпиграммы, письма,
В промежутках — пью, интригую, скалюсь.
С кем резвилась ночью моя харизма,
Выясняю утром, раздвинув жалюзь.