Конец цепи

Но от гуманизма Кристины в отношении его давно не осталось и следа. Она сохраняла человеческое отношение к нему насколько могла, а потом оно стало угасать и сошло на нет. Вильям напоминал автомобиль, от которого требовалось избавиться черт знает когда (по его собственным словам), из тех, на кого тратят деньги и время, но они, уже миновав определенный предел, продолжают ломаться. Он не мог стать здоровым снова, поскольку сам этого не хотел, потеряв веру или желание или что там сейчас требовалось, когда речь заходит о способности управлять собственной жизнью. И в какой-то момент чуть не потянул Кристину за собой, но, к счастью для нее, она не выдержала и просто оставила их квартиру в один прекрасный день два года назад.

Она никогда больше не появлялась там вплоть до сегодняшнего дня. Конечно, он продолжал звонить и, конечно, доставал ее каждый раз, когда она отвечала, но ей удавалось держать его на расстоянии, и постепенно, постепенно она стала самой собой снова. Не потому, что ее печаль ушла, просто вполне уживалась вместе со всем другим.

Она хотела сохранить все именно в таком виде. Не могла позволить ему утащить ее в беспросветную тьму снова. Поэтому не провела день в больнице, а позвонила в газету и предупредила, что появится только после обеда.

И проболталась почти четыре часа в городе. Попыталась расслабиться таким же образом, как всегда делала. Отключила телефон, пошла в большой книжный магазин на Местер-Самуэльсгатан, отобрала огромную кучу газет и журналов в отделе зарубежной периодики, пусть большинство из этого она могла прочитать совершенно бесплатно у себя в редакции. А потом расположилась в баре Гранд-отеля и заказала себе невероятно дорогой завтрак, хотя уже ела, и просидела там до тех пор, пока все большие мировые события не вытеснили ее личные проблемы на второй план и не низвели их до уровня не важной безделицы. А закончив с этим, прогулялась по ноябрьскому холодку через весь город до расположенной на Кунгсхольмене редакции.

Наказание не заставило себя долго ждать. Оно сразу обрушилось на нее в форме тысячи ожидавших решения редакционных вопросов, телефонных разговоров, которые ей требовалось провести, и прочих дел. Но теперь она была готова разобраться с ними.

Кристина включила свой мобильный телефон. И начала просматривать электронную почту, в то время как он самостоятельно связался с ближайшей мачтой и известил о своем возвращении в Сеть, что в итоге разрушило ближайшие планы Кристины. Поскольку, когда мобильник запищал, информируя ее о тридцати неотвеченных вызовах, она увидела четыре сообщения от практиканта, согласно которым ей звонили из больницы и просили связаться с ними.

Даже если ее сослуживцы почти наверняка забыли бы, что она начала рабочий день с закрытыми глазами, у всех уж точно надолго осталось в памяти, как она закончила его четыре минуты спустя, торопливо прошествовав к выходу с телефоном в руке.

Вильям просидел неподвижно в своем самолетном кресле по крайней мере десять минут, прежде чем в первый раз пошевелился. И навострил уши в надежде по каким-то звукам, обрывкам разговоров понять, где находится и вместе с кем.

Но так и не получил никаких путеводных нитей.

Он услышал только слабый шум реактивных двигателей, жалостное стенание корпуса самолета, когда машина проваливалась в воздушные ямы, но никаких голосов, никаких шагов, ничего, свидетельствовавшего о присутствии на борту кого-то еще помимо него. Что представлялось обязательным условием.

Внезапно он понял, что голоден. Попытался понять, как давно ел в последний раз, но снова без успеха. Во-первых, он не знал, как долго находился без сознания. Во-вторых, получил внутривенное питание через капельницу в больнице, из-за чего желудок, вероятно, позднее, чем следовало, дал знать о себе.

К сожалению, он понятия не имел, который сейчас час, поскольку в противном случае ему, пожалуй, удалось бы оценить, где он находится и куда они собираются доставить его.

Они. Кто же они такие?

Он скосился на маленький пульт перед своим сиденьем. Какое-то мгновение раздумывал, стоит ли нажать на кнопку со стилизованным изображением стюардессы, но посчитал это глупой идеей и отказался от нее. Вместо этого поднялся, слегка ссутулившись (высота кабины вполне позволяла ему стоять прямо с запасом где-то в дециметр), и за два шага доковылял до маленькой двери.

Он колебался. Взвешивал свои возможности.

Даже если благодаря хорошей звукоизоляции фоновый шум был здесь значительно тише, чем в обычном пассажирском самолете, его по-прежнему хватало, чтобы заглушить любые движения. Если кто-то ждал за дверью, он вряд ли услышал, как Вильям встал и подошел к ней. В теории он смог бы получить значительное преимущество только за счет эффекта неожиданности, внезапно перешагнув порог.