Конец света в Бреслау

Сказав это, Мок потрусил к сени особняка, миновав Смолора, который стоял с допрашиваемыми под одним зонтиком и пытался избежать яда змеи и микобактерий туберкулеза. В воротах Мок поприветствовал доктора Лазариуса из полицейского морга, за которым медленным шагом шли два человека с носилками.

Мок стоял перед домом и обозревал бездумно большое уже в это время уличное движение. Какая-то пара молодых людей была так увлечена собой, что не заметила его. Юноша случайно толкнул советника и тут же извинился, вежливо приподняв шляпу. Девушка взглянула на Мока и быстро отвернула посеревшее от усталости лицо. Розмари явно не помогло ночное раскачивание повозки.

Мок огляделся вокруг и быстрыми шагами направился в цветочный магазин Апелта. В подкрашенных глазах пухлой цветочницы он увидел проблеск интереса. Он заказал корзину пятидесяти чайных роз и поручил доставить его на адрес «Софи Мок, Редигерплац, 2». На кремовом картоне, который он приказал присоединить к букету, он написал: «Больше никогда, Эберхард», заплатил и оставил цветочницу наедине с возросшим интересом.

Под ноги ему попался какой-то газетчик. Мок избавился от него, ткнув ему несколько пфеннигов, и держа газету под мышкой, перешел на наклонную западную окраину Рынка. Через некоторое время он сидел в «адлере», курил первую в этот день папиросу и ждал Смолора и Элерса. Время убивал чтением «Последних новостей Бреслау». В одной из колонок объявлений его взгляд привлек необычный рисунок. Мандала, круг перемен, окружала мрачного старца с поднятым вверх пальцем. «Духовный отец князь Алексей фон Орлофф предсказывает, что приближается конец света. Вот и наступает очередной оборот Колеса Истории — повторяются преступления и катаклизмы древних веков. Приглашаем на лекцию мудреца из Sepulchrum Mundi[2]. Воскресенье 27 ноября, Грюнштрассе, 14–16». Мок открыл стекло и щелкнул окурком прямо в подходящего Смолора. Тот стряхнул пепел с пальто и сел в машину, молча пропустив извинение со стороны Мока. На заднее сиденье взгромоздились нагруженный штативом Элерс и криминальассистент Густав Майнерер, специалист по дактилоскопии.

— Ромиг арендовал свою мастерскую в течение месяца, точно: с 24 октября, — Смолор открыл полицейскую записную книжку. — С июля до конца октября, как сказала корова, мастерская пустовала. Любой грабитель мог туда войти. Сторож особняка часто пьян и спит, вместо того чтобы охранять. Сейчас где-то затерялся. Думаю, что похмеляется. Сапожник с самого начала жаловался на вонь. Его зять каменщик рассказал ему о шутке, как делают каменщики, когда им хорошо не заплатят. Они кладут яйцо в стену. Воняет. Ромиг думал, что за стеной яйцо. Сегодня утром хотел его убрать. Он разбил стену киркой. Это все.

— Что нашли? — спросил Мок.

— Это, — Смолор достал из кармана бурый конверт, достал из него кошелек из крокодиловой кожи и передал его Моку.

Мок просмотрел содержимое кошелька. В нем был паспорт на имя Эмиля Гельфрерта — родился 17 II 1876, музыкант, холост, проживает на Фридрих-Вильгельм-Штрассе, 21, записная книжка с адресами и телефонами, квитанция из прачечной на то же самое имя, читательский билет Городской Библиотеки, несколько трамвайных билетов, а также открытка с Карконоше с надписью: «Моему сладкому наилучшие пожелания с гор, Анна, Зелена-Гура 3 VII 1925».

— Это все? — Мок наблюдал, как люди из морга несут «сладкого» к припаркованному рядом катафалку.

— Нет, еще это. Кто-то прицепил ему на жилет. — Смолор держал в щипчиках открытку из календаря «Универсал» с датой 12 сентября 1927 года. Никаких записей, просто обычный листок из календаря, который каждый день отрывают несчастные, то есть те, кто считает время. Листок был пробит маленькой застежкой.

— Никаких отпечатков пальцев, — добавил Майнерер. — Доктор Лазариус из морга установил временной интервал убийства: август-сентябрь.

— Смолор, мы едем на Фридрих-Вильгельм-Штрассе, в квартиру музыканта. — Мок с облегчением ощутил сосание пустого желудка. Это означало, что организм был готов к пиву и булочке, начиненной перченым салом. — Почему бы нам не встретиться с верной Анной, которая ждет возвращения своего артиста из филармонии?

Вроцлав, понедельник 28 ноября, десять утра

Элизабет Пфлёгер раздевалась медленно, аккуратно складывая на стул гардероб. Она сняла чулки с подвязками. Софи Мок восхищалась ее тонкими белыми руками, медленно скручивающими скользкие чулки. Элизабет сняла пояс, а потом выскользнула из шелковых трусов. Она осталась обнаженной. В согнутых пальцах левой руки она держала маленькую серебряную пудреницу, в ее другой руке покачивалась резная чайная ложка с длинной ручкой. Она погрузила ее в пудреницу и поднесла к лицу Софи.

— Это очень хороший кокаин, — прошептала она. Софи потянула носом, вздрогнула и провела пальцами по бархатистым, слегка покрасневшим ноздрям.