Конец света с последующим симпозиумом

Стелла. Примерно через неделю после того, как снова воцарилась тишина, как-то рано утром мне позвонила Энн. Это жена Майкла, очаровательное создание, я бы рассказала вам о ней много чего, да Майкл не хочет втягивать свою семью в эту историю. Как бы то ни было, она спросила: «Что такое, чёрт возьми, случилось с Майклом?»

Одри. По-видимому, он начал стонать уже во сне. Я снова позвонила ему.

Трент. Сказал ей, чтобы не беспокоилась, я знаю, в чём проблема. Попросил её устроить встречу со Стоуном, желательно в её офисе, чтобы она тоже могла присутствовать. Честно говоря, я просто не хотел оставаться наедине с этим типом, когда он узнает плохие новости.

Свет на Стоуне в офисе Одри. Он в ярости уставился на Трента.

Стоун. Ну-с, сэр, могу лишь сказать, что я, должно быть, ошибся в вас… Совершил очень серьёзную ошибку.

Одри(к Стоуну). Не будем впадать в панику. Уверена, мы сможем всё утрясти. (Тренту, с материнской теплотой.) Мистер Стоун был очень щедр, миленький. Не кажется ли тебе, что ты мог бы уделить ему чуть-чуть больше времени?

Трент. Я не могу делать пьесу. Никому не под силу написать пьесу на этом материале. Он не поддаётся описанию.

Одри. Миленький, мы знаем, что замысел непрост. (Стоуну, мягко.) По-моему, эти изыскания плохо на него действуют.

Трент. Плохо на меня действуют?

Одри(отводит Трента в сторону. Вполголоса). Дорогой мой, если ты не вручишь этому милому джентльмену черновик пьесы — совсем не обязательно хороший черновик, ты же понимаешь, просто какой-нибудь черновик, — думаю, этот человек может не только уничтожить тебя в финансовом отношении, но и, возможно, организовать твоё убийство. Такое вот у меня ощущение. Никогда не встречала таких продюсеров. А теперь — чётко: в чём, собственно, проблема? Разложи, пожалуйста, по полочкам. Когда говоришь, многое проясняется. (Стоуну.) Мы подбираемся к сути.

Трент(с нескрываемой болью). Я натолкнулся на такие вещи… Не ожидал ничего подобного.

Одри. В этом и заключается расследование, миленький.

Стоун. Кажется, это пустая трата времени. Совершенно очевидно, у мистера Трента не тот темперамент, чтобы совладать с серьёзным материалом.

Трент. Послушайте, драматурги тоже кое-что знают. В частности, из чего можно сделать пьесу! Из этого материала — нельзя!

Одри. Ничего более глупого я от тебя не слышала, миленький — пьесу можно сделать из чего угодно. Нужно просто сообразить, как за неё взяться. (Стоуну.) Никогда его таким не видела. Нет, в самом деле. И вместе с тем что-то говорит мне: нас не так уж многое разделяет.

Стоун. Мадам, называя это единством взглядов, вы явно принимаете меня за простачка.

Гонг.

Трент. Послушайте… В каждой пьесе есть главный герой. И этот главный герой не просто чего-то желает — он страстно нуждается в чём-то, и эта страсть так сильна, что если он её не удовлетворит, то умрёт… не обязательно физически, может быть, эмоционально, духовно, понимаете? Что касается зрителей, то, для того чтобы им понравился главный герой… Я имею в виду, чтобы по-настоящему полюбить его, им недостаточно понять, чего он хочет, они должны поверить, что его цель стоит того, чтобы к ней стремиться, ради неё рисковать жизнью. Они должны понимать всё это и содрогаться при мысли, что произойдёт, если он потерпит неудачу. В сущности, с точки зрения драматургии, чем страшнее участь героя, тем лучше. Однако! Однако! До определённой степени. И в этом проблема. В данном случае. С этим конкретным материалом. Последствия неудачи здесь настолько за пределами нашего воображения, настолько далеки от того, что мы когда-либо испытывали или, я бы сказал даже, переживали в сновидениях, что зрители не смогли бы ни за что поверить, до конца поверить в то, что они видят на сцене. Они были бы вынуждены воспринимать спектакль, в лучшем случае, как какую-то сказку или метафору, а это совсем не то, что я хочу создать. Не то, чего вы ждёте от меня. Писатель стремится рассказать о чём-то, что имеет большое значение, о том, на что делаются крупные ставки. Здесь же ставки… слишком высоки. Настолько высоки, что их не осознать. Всё будет выглядеть как сплошная ложь. Как я могу заставить зрителей поверить в то, во что сам не верю?

Одри. Миленький, может быть, если бы ты посидел над этим подольше…