Конец странствий

– Ваше Преосвященство! – вскричал он. – Никто, кроме меня, не относится к вам с таким почтением. Но это не касается Церкви. Это касается моего губернаторства. Я объясню царю, что здесь произошло, и я уверен, что Его Величество одобрит мои действия. Эта женщина будет судима и приговорена.

Кардинал ничего не ответил. Но, взяв Ришелье под руку, он увлек его к амбразуре узкого, кстати, единственного окна, совершенно темного в этот ночной час. Но не света искал Готье де Шазей. Внимательно следившая за ним Марианна увидела, как он поднял руку с блеснувшим перстнем, чья печатка была повернута внутрь ладони, и открыл ее взгляду губернатора, который внезапно побледнел и посмотрел на маленького кардинала с испугом и почтением.

– Генерал!.. – выдохнул он.

– Итак? – спросил священник.

– Я повинуюсь, монсеньор!

– Орден зачтет вам это! Теперь, сударыня, – добавил он, возвращаясь к графине, которая настороженно следила за непонятным разговором со страхом и надеждой, – вы можете вернуться в свой отель и объявить о вашем отъезде завтра утром. Через час полковнику Иванову будет известно, в какой город Крыма надлежит вас сопроводить, и одновременно он получит ваш вид на жительство. Нам только остается восстановить истину в отношении всех остальных.

Он испытующе посмотрел на графиню.

Мадам Гаше с усилием встала, опираясь на свою нелепую трость, словно раненый солдат на ружье. Все ее высокомерие исчезло. Теперь она выглядела как настоящая старуха. И голос ее был почти униженный, когда она пробормотала:

– Я не знаю, кто вы, монсеньер, но я хотела бы отблагодарить вас... и не знаю как.

– Очень просто: соблюсти договор, который вы заключили с мадемуазель д’Ассельна. Вы согласились, не так ли, что бриллиант останется у нее, если вы не вернете пять тысяч рублей? Вы можете их отдать?

– Нет... но если мне одолжат, я, может быть, смогу...

– Вы ничего не сможете! Ваше раскаяние сомнительно, сударыня, а коварство – ваша вторая натура. Вернувшись в отель, вы возьмете камень и отнесете его во дворец губернатору, который вернет его вашей жертве. Так будет надежней...

– Но этого не хочу я, – запротестовала Марианна.

– Тем не менее вы возьмете и сохраните его, это приказ. Вы сохраните его... в память о вашей матери, отдавшей жизнь на эшафоте за попытку спасти королеву... Не пытайтесь понять, я вам все объясню позже. Теперь вы тоже возвращайтесь в отель и отдыхайте, в чем вы так нуждаетесь.

– Я не уйду без моего друга Жоливаля...

Отворившаяся дверь прервала ее речь. Появился Жоливаль, с закрытыми глазами, поддерживаемый тюремщиком, ибо он едва передвигался. Марианна с ужасом увидела, что у него на голове повязка и эта повязка в крови.

– Что с ним? – воскликнула она, бросившись к виконту.

Но когда она подхватила его под другую руку, чтобы помочь дойти до стула, он открыл один глаз и улыбнулся ей.

– Удар по затылку, чтобы заставить меня замолчать... Ничего страшного, но я чувствую себя немного оглушенным. У меня такая мигрень... Если бы вы могли найти стакан коньяка, мое дорогое дитя...

Герцог открыл стенной шкаф, заглянул внутрь, достал оттуда бутылку, затем стакан, который наполовину наполнил.

– Здесь есть только водка, – сказал он. – Может быть, она окажет такой же эффект?

Жоливаль взял стакан и не без удивления посмотрел на того, кто его подал.

– Однако... это дорогой господин Септиманий! Каким счастливым случаем?..

– Жоливаль, – вмешалась Марианна, – этот господин – сам губернатор... герцог де Ришелье.

– Вот как! А я, признаться, и предполагал!

Он залпом выпил содержимое стакана. Затем, испустив вздох удовлетворения, он вернул опорожненный сосуд, тогда как на его осунувшемся лице появилась краска.

– Это не так уж плохо, – сказал он, – должен отметить даже, что это пьется легко, как вода.

Но внезапно в поле его зрения попала графиня, и Марианна увидела, как сузились его глаза.

– Эта женщина! – глухо прорычал он. – Теперь я знаю, кто она! Я вспомнил, где видел ее в последний раз. Господин герцог, раз вы являетесь здесь хозяином, знайте, что эта женщина воровка, чудовище, заклейменное рукой палача. Когда я в последний раз видел ее, она извивалась в руках его подручных, в то время как Сансон прижимал к ее телу раскаленное железо! Это было на ступенях Дворца Правосудия в Париже, в 1786 году, и я могу сказать...

– Замолчите! – резко оборвал его кардинал. – Никто здесь не требует от вас разоблачений! Я Готье де Шазей, кардинал Сан-Лоренцо, крестный отец вашей опекаемой. Богу было угодно, чтобы я оказался тут в нужный момент и расставил все по своим местам. Теперь все выяснилось, и мы больше не желаем слышать об этом... Сударыня, – добавил он, обращаясь к графине, которую появление Жоливаля привело в ужас, – вы можете вернуться к себе. Полковник Иванов ждет вас. В течение часа он получит инструкции, а вам остается упаковать свой багаж... но если вы действительно хотите жить тихо и мирно, постарайтесь не доходить до подобных... ребячеств. Вам выделят средства на жизнь...

– Я обещаю, Ваше Преосвященство... Простите меня!..