Боль возрастала, увеличивая искушение бежать, и растерявшаяся Марианна уже не знала, какое сожаление ее больше мучит: об убежавшем от нее возлюбленном или о ребенке, который никогда не полюбит ее.
Возможно, она даст себя унести одной из тех волн отчаяния, которые были ей так хорошо знакомы и которые иногда будили ее по ночам, когда ощущение, что происходит нечто необычное, оторвало ее от всех печалей. Она открыла глаза и увидела, что комната освещена, словно светом зари…
Спрыгнув с кровати, она подбежала к окну и испуганно вскрикнула: этой необычайной зарей, освещавшей все, как ясным днем, была горевшая Москва! Два гигантских пожара, кроме тех, что уже начались раньше, пылали на юге и на западе, раздуваемые ветром, расширявшиеся с невероятной скоростью, пожирая деревянные дома, словно пучки соломы.
Вдруг она вспомнила об уговорах кардинала. Как она могла забыть о них! Марианна торопливо оделась, подцепила туфли и бросилась наружу. От тишины и темноты у нее захватило дух. В коридоре, едва освещенном тусклой лампой, все было спокойно и тихо, за исключением могучего равномерного храпа, доносившегося из-за соседней двери и подтверждавшего, что Жоливаль крепко спит. Город горел, и не похоже, что кто-нибудь это заметил. Решив поднять тревогу, Марианна бросилась по лестнице на большую галерею, где дежурили часовые. Она подбежала к двери императорских апартаментов и хотела ее открыть, когда внезапно появился Коленкур, который, по всей видимости, тоже собрался войти к Императору.
— Слава Богу, господин герцог, вы здесь! Я начала отчаиваться найти кого-нибудь бодрствующим в этом дворце. Город горит!
— Я знаю, княгиня, я видел! Камердинер разбудил меня минут пять назад.
— Надо предупредить Императора!
— Время терпит! Пожар выглядит серьезным, но он не угрожает Кремлю. Я послал слугу предупредить гофмаршала. Мы посоветуемся с ним, что следует предпринять.
Спокойствие обер-шталмейстера было утешительным. Марианна впервые встретились с ним сегодня вечером, поскольку в то время, когда она сошлась с Императором, Коленкур был послом в России и оставался там до 1811 года. Но она ощутила внезапную симпатию к этому аристократу старого закала, умному и учтивому, чье красивое задумчивое лицо и изысканные манеры заметно выделялись среди обычного окружения Императора. Кроме того, она сочувствовала его горю в связи с геройской гибелью его брата под Бородином.
С покорным вздохом она опустилась на крытую бархатом банкетку и обратила к своему собеседнику взгляд, полный такой тоски, что он не смог удержаться и улыбнулся.
— Вы так побледнели, сударыня, и я знаю, что вы еще не оправились от недавней раны. Вам следует вернуться в постель.
Она отрицательно покачала головой. Гигантская огненная стена еще стояла у нее перед глазами, и безумный страх сжимал ей горло.
— Я не могу. Но умоляю вас, предупредите Императора! Город сгорит полностью. Я знаю, я в этом уверена… Мне сказали это.
Кто же мог сказать вам подобную вещь, моя дорогая Марианна? — послышался за нею сонный голос Дюрока, видимо, без обиняков извлеченного из первого, самого сладкого сна.
— Один священник… которого я встретила позавчера в Сен-Луи-де-Франс, где я нашла убежище. Он заклинал меня, как и всех, кто был там, бежать, покинуть этот город! Он обречен! Ростопчин открыл тюрьмы и выпустил весь сброд, чтобы они сожгли Москву.
— Но это же, в конце концов, безумие! — взорвался Коленкур. — Я знаю русских и…
— Вы знаете дипломатов, господин герцог, вы знаете себе подобных, но вы не знаете русский народ. День за днем он уходил, оставлял город, свой святой город. И губернатор поклялся, что Москва не останется в ваших руках, чего для этого ему ни пришлось бы сделать…
Оба сановника переглянулись над головой молодой женщины.
— Почему же вы не сказали об этом раньше? — спросил наконец гофмаршал.
— Я пыталась… Я пыталась предупредить Императора, но он не захотел меня выслушать. Вы знаете, какой он. Но теперь надо его спасать. Клянусь вам, что он в опасности. Разбудите его! Разбудите, если не хотите, чтобы это сделала я сама.
Она встала и хотела броситься к закрытой двери, но Коленкур схватил ее за руку.
— Прошу вас, княгиня, успокойтесь. Положение еще не столь трагично, и Император утомлен. Уже три ночи он не спал, а дни были тяжелые. Пусть он немного отдохнет, да и вы тоже! Послушайте, что мы сейчас сделаем! Вы, Дюрок, пошлите за сведениями к губернатору и поднимите гвардию в ружье. А я возьму лошадь, поеду разобраться на месте и постараюсь собрать людей на помощь. В любом случае действовать надо незамедлительно! Все наличные войска будут брошены на борьбу с огнем.
— Хорошо, но не просите меня идти лечь. Я все равно не смогу заснуть.
— Тогда идите сюда, — сказал Дюрок, открывая дверь императорской прихожей. — Я поручу вас Констану, пока отдам распоряжения, а затем вернусь.
— Это не совсем прилично, — сказал Коленкур. — Мадам…
Я знаю мадам, — оборвал Дюрок. — Это старый друг, и могу заверить вас, что после Императора я не встречал более упорной головы, чем у нее. Идите по своим делам, а я займусь своими.