– Не глупите, Бофор, – воскликнул он, – и не ведите себя снова так, о чем потом придется горько пожалеть! Никто из нас не забыл, что вам, в связи с перенесенным вами из-за Императора, не за что любить его, но и вы не должны забывать, что Наполеон не простой смертный и ни вы, ни мы не можем обращаться с ним, как с равным...
– Я был бы удивлен, если бы вы не согласились с Марианной, – усмехнулся Язон.
– Просто у меня нет никаких причин опровергнуть ее слова, наоборот, и если вы позволите, этот спор кажется мне совершенно беспочвенным: вы хотите попасть в Санкт-Петербург, и наша дорога, нравится вам это или нет, почти неминуемо приведет нас к Великой Армии. И с того момента Марианна не будет иметь права, ибо это явится изменой, умолчать об имеющейся у нее информации. Кстати, чтобы успокоить вас, скажу, что она не увидит Наполеона, это я пойду к нему, когда мы будем достаточно близко. Я покину вас, и мы встретимся позже. Если вы согласитесь дождаться меня, может быть, я также буду счастлив сообщить вам приказ о реквизиции корабля, после него все проблемы исчезнут... Вы удовлетворены?
Язон ничего не ответил. Скрестив руки на груди, он мрачно смотрел на плывущие у него под ногами широкие синие воды Борисфена, который величественно катил их к югу. Спустившиеся с повозки путешественники сделали несколько шагов по берегу в сторону свежепостроенных деревянных домов торгового квартала нижнего города, Подола, который в прошлом году внезапный пожар уничтожил полностью вместе с амбарами и церковью. Над ними, на обрывистых скалах, за средневековыми стенами, верхний город возвышал голубые и золотые купола, богатые монастыри, расписанные яркими красками старинные деревянные дворцы.
Возле бревенчатой харчевни, служившей почтовой станцией, кучер выпряг лошадей.
Язон продолжал молчать, и Крэг О’Флаерти, не выдержав, решил ответить. Обрушив на спину своего капитана дружеский тумак, способный свалить того в воду, он одобрительно улыбнулся Жоливалю.
– Если он не удовлетворен, значит, слишком привередлив. Вы говорите как по писаному, виконт. И у вас гениальная способность находить для всех выход из любого положения. Теперь, если позволите, войдем в эту куриную клетку, которая украшена названием харчевни, и посмотрим, можно ли в ней найти что-нибудь поесть. Я способен сожрать лошадь.
Язон молча последовал за своими компаньонами, но у Марианны создалось впечатление, что его не убедили. Это впечатление переросло в уверенность, когда после обеда, без сомнения, лучшего со времени их отъезда и состоявшего из борща, домашней колбасы и сладких вареников, корсар встал из-за стола и заявил, что надо поторопиться с отдыхом, чтобы покинуть город в четыре часа утра. Это ясно говорило о его намерении любым способом обогнать Великую Армию.
Особенно у Марианны, которая в этот вечер напрасно ждала своего возлюбленного под неизбежной иконой, изображавшей на этот раз не менее неизбежного святого Владимира. Дверь тесной комнатки, где застоялся запах сала и капусты, не открылась под рукой Язона.
Устав ворочаться на своем тюфяке, как святой Лаврентий на жаровне, молодая женщина кончила тем, что встала, но колебалась, не зная, что предпринять. Ее безостановочно мучила мысль о вновь возникающем между ними недопонимании. Этот раздор был просто глупостью, как и большинство раздоров между влюбленными, когда каждый из участников его словно нарочно старается перещеголять другого в эгоизме. Но с упрямым характером Язона это могло продолжаться долго. И Марианна не могла вынести такое положение. Хватит уж того, что дорога достаточно мучительна.
Она немного походила по комнате между низкой дверью и крохотным оконцем, раскрытым настежь из-за удушающей жары, не спадавшей с приходом ночи. Она горела желанием встретиться с Язоном. В конце концов, это было его предложение ехать прямо на Смоленск, из-за чего возник спор, и все же, может быть, будет правильным, если она сделает первый шаг к примирению. Но для этого ей нужно заставить замолчать свою гордость, которая презрительно взирала на Марианну, униженно идущую искать своего возлюбленного в комнате, где он должен быть с Жоливалем, что не так уж страшно, или с Крэгом, что более позорно, и вытаскивающую его из постели, чтобы увлечь к себе, подобно влюбленной кошке, зазывающей так кота...
Борясь сама с собой, Марианна остановилась перед окном, за которым открывалась река и ее восточный берег, пологий и низкий. Под луной Борисфен катил свои словно покрытые ртутью волны, а прибрежные камыши шевелились на его фоне, как будто нарисованные китайской тушью. Пузатые баржи купцов спали рядом в ожидании будущих путешествий, быть может, видя во сне далекие сказочные моря, которых они никогда не достигнут, как и сама Марианна мечтала об этой Америке, в настоящий момент уходившей от нее все дальше и дальше в туман неизвестности.
Она решила спуститься к воде, чтобы поискать там немного свежести, охладить сжигавшую ее лихорадку, и начала одеваться, не спуская глаз с реки, как вдруг увидела того, кто занимал ее мысли.