Она кладет телефон на стол и ходит узкими кругами по кабинету. Раздумывает, звонить ли мужу, и решает этого не делать. Пока не надо. Он склонен метать молнии от одной только мысли, что Барбара прогуливает школу, и он решит: именно это сейчас и происходит. Сначала Таня предположила это сама, когда позвонила миссис Росси — ответственной за посещаемость в школе «Чэпл-Ридж»: спросила, не осталась ли Барбара дома из-за болезни. Барбара никогда раньше не сачковала, но каждый нехороший поступок когда-то делается впервые, а особенно, когда речь идет о подростках. Только вот одна она никогда не сбежала бы с уроков, а, поговорив с миссис Росси, Таня обнаружила: все близкие подруги Барб в школе.
Тогда мысли ее стали более мрачными — у неё не шел из головы щит над городской скоростной автострадой, на котором полиция вывешивала сообщения о пропаже детей. Тане мерещился этот щит с надписью «Барбара Робинсон», который мерцал, как будто в каком-то адском кино.
Телефон играет первые несколько нот «Оды радости», и она бегом бежит к нему, думая «Слава Богу, слава Богу, я теперь ее из дома не выпущу до конца ве…»
Только на экране совсем не улыбающееся личико дочери. Там написано: «Главный городской отдел полиции». Ужас опускается в живот Тани, куда-то в глубину, и какое-то мгновение она даже не может пошевелить пальцем, чтобы взять трубку. Наконец ей удается нажать зеленую кнопку «Принять», и музыка смолкает. Теперь все в кабинете, особенно семейная фотография на столе, кажется слишком ярким. Телефон как будто сам подлетает к уху.
— Алло?
Она слушает…
— Да, это она.
Она слушает, а свободной рукой закрывает себе рот, чтобы не было слышно ни звука. Слышит собственный голос:
— А вы уверены, что это именно моя дочь — Барбара Розаллин Робинсон?
Полицейский, который звонит, говорит: да. Он в этом уверен. На улице нашли ее удостоверение личности. Матери он не говорит: чтобы прочитать имя хозяйки, с документа вытирали кровь.
Ходжес чувствует, что что-то нечисто, как только выходит на галерею, которая ведет от главного корпуса Мемориальной больницы Кайнера к Клинике травматических повреждений головного мозга, где стены выкрашены в спокойный розовый цвет и день и ночь звучит тихая музыка. Складывается впечатление, что все привычные дела остановились, и почти никто не работает. На дороге попадаются брошенные тележки с едой, на них остывающие тарелки с какой-то лапшой, которую в столовой клиники считают китайской едой. Медсестры собираются группками и тихо переговариваются. Одна, похоже, плачет. Двое практикантов склонились голова к голове возле фонтанчика с водой. Какой-то санитар говорит по мобильному, за что его теоретически могут уволить, но Ходжес считает, что ему ничего не угрожает: никто не обращает на санитара внимание.
Ну, по крайней мере, Рут Скапелли нигде не видно, поэтому у него есть шансы навестить Хартсфилда. Вот на посту дежурной Норма Уилмер, а они вместе с Бекки Хелмингтон были источником всей информации о Брейди, прежде чем Ходжес прекратил ходить в палату 217. Но плохая новость заключается в том, что за столом также сидит доктор. С ним Ходжесу никогда не удавалось наладить контакт, хотя одному Богу известно, сколько раз он пытался это сделать.
Он идет обратно в сторону фонтанчика, надеясь, что Бэбино не заметил его и скоро пойдет смотреть какие-нибудь результаты томографии, и тогда к Уилмер можно будет спокойно подойти. Он немного пьет из фонтанчика (поморщившись и схватившись за бок, когда выпрямятся), а затем обращается к практикантам:
— Тут что-то случилось? Такое впечатление, что все на ушах стоят.
Они колеблются и переглядываются.
— Не можем говорить, — говорит первый практикант. У него на лице еще осталось немного юношеских прыщей, и на вид ему лет семнадцать. Ходжес вздрагивает, попытавшись представить, как этот паренек ассистирует в операции, более сложной, чем извлечение занозы из пальца.
— Что-то с пациентом? Может, с Хартсфилдом? Я спрашиваю лишь потому, что раньше служил в полиции и вроде как отвечаю за то, что он попал сюда.
— Ходжес? — спрашивает второй практикант. — Это ведь ваша фамилия, да?
— Да, это я.
— Вы его поймали, не так ли?
Ходжес сразу соглашается, хотя если бы это дело вел он сам, то Брейди убил бы в зале «Минго» значительно больше людей, чем тогда у Городского Центра. Нет, это была Холли с Джеромом Робинсоном, это они остановили Брейди, прежде чем он успел активировать свою самодельную пластиковую взрывчатку.
Практиканты переглядываются снова, и первый говорит:
— Хартсфилд такой же, как и был, овощ овощем. Это сестра Рэтчед.
Второй толкает первого локтем:
— О покойных плохого не говорят, болван. Особенно когда тот, кому скажешь, может потом передать дальше.
Ходжес сразу прикладывает палец к губам: мол, нет, не передам.
Первый практикант возбужденно объясняет:
— То есть старшая медсестра Скапелли. Она этой ночью покончила с собой.
В голове Ходжеса словно включается свет, и впервые со вчерашнего дня он забывает, что, возможно, скоро умрет:
— Это точно?