- Жить
Она показала мне комнату. Шестифутовые окна, три штуки. Потолок - двенадцать футов. Темно-серая штукатурка, белые деревянные косяки, подоконники и рамы. Невероятная кровать: три фута в высоту, семь в длину и по меньшей мере семь в ширину; могучее черное чудище под балдахином, на четырех ножках, каждая толщиной в корабельную мачту, с продольными желобками и поперечными кольцами, и резное изголовье, которое еще фута на три возносилось над валиком под подушку. Мечта! Прочая мебель являла собой смешение всех времен и стилей - как будто забрел ненароком в ту комнату в музее, где хранятся разрозненные предметы, - вот только всякая вещь здесь была в своем праве. Это определение,
- А прочие постояльцы? - спросил я с некоторой тревогой.
- Да так, то пусто, то густо. Холостяки по большей части, иногда молодые парочки, проезжие, сестры из госпиталя.
- А студенты? - В Балтиморе о студентах-соседях можно было только мечтать, поскольку уж кем-кем, а придирами они не бывают, но мне пришло на ум, что здесь, в Вайкомико, и студентов, и преподавателей не так уж много, и все они слишком хорошо друг друга знают.
- Никаких студентов. Они обычно живут в общежитиях или снимают комнаты подальше от Колледж авеню.
Это было уже чересчур хорошо, и во мне проснулась подозрительность.
- Да, наверное, стоит вас предупредить: я упражняюсь на кларнете, - сказал я. Ложь чистой воды: у меня даже и слуха-то нет.
- Какая прелесть! Я ведь и сама тоже пела, вот только после смерти мистера Олдера голос пропал. А когда была помоложе - какой у меня был преподаватель по вокалу в консерватории Пибоди, вы и представить себе не можете! Фаррари. Он, Фаррари, мне и говорил: «Олдер, - говорил он мне, -ты уже умеешь все, чему я мог тебя научить. В тебе есть точность, стиль, eclat[1]. Ты una macchina cantanda, - так он говорил, это по-итальянски. - Жизнь сама сделает все остальное. Иди и живи!» - такие были его слова. Но вот жить у меня никак не получалось, покуда пять лет назад бедный мистер Олдер не отдал богу душу, а к тому времени голос уже весь вышел.
- А как вы относитесь к домашним животным?
- К каким таким домашним животным? - в голосе миссис Олдер звякнул металл. И мне показалось, что я обрел наконец путь к спасению.
- Ну, не знаю. Я люблю собак. Может, надумаю завести себе боксера или добермана.
Моя хозяйка облегченно вздохнула.
- Да, я и забыла, что вы преподаете грамматику. А то жил у меня тут как-то раз один биолог, - пояснила она.
Я ухватился за последнюю соломинку:
- И я не могу платить больше двенадцати долларов в неделю.
- Я беру восемь, - сказала миссис Олдер. - Горничная обойдется вам еще либо в три, либо в четыре пятьдесят.
- Господи, а разница в чем?
- Она еще и стирает, - ровным тоном сказала миссис Олдер. Крыть было нечем, и я снял комнату. Я заплатил за месяц вперед, хотя она просила только за неделю, и проводил ее до машины, «бьюика» с открытым верхом, пяти лет от роду.
Сей подарок судьбы я склонен был считать неудачей по одной простой причине: теперь мне абсолютно нечего было делать весь день, весь вечер и все следую щее утро в придачу. На выписку из «Полуострова», переезд на новую квартиру и на то, чтобы разложить все вещи по своим местам, ушло не более полутора часов; дальше - тишина. Знакомиться с видами Вайкомико у меня желания не было: обычный маленький городишко, виден насквозь с первого взгляда - совершеннейшая бесхарактерность. Банальный деловой центр, стандартный парк, окруженный среднего достатка жилыми кварталами, вся разница в возрасте домов и ухоженности палисадников. Что же касается Государственного учительского колледжа Вайкомико, двухминутное созерцание оного вполне могло удовлетворить даже самое неуемное любопытство. Это был государственный учительский колледж,.