Внезапно вспыхнувший в Джо энтузиазм несколько меня шокировал, как и откровенно дурной тон, – то, что разговоры со мной пойдут Ренни на пользу, подразумевалось само собой. И я получил удовольствие весьма предосудительного свойства, когда заметил, что и Ренни, в свою очередь, недобро эдак прищурилась: муж явно не настолько еще ее выдрессировал, чтобы его непосредственность время от времени не действовала ей на нервы, хотя она тщательнейшим образом постаралась скрыть свое неудовольствие от Джо.
– Что ты по этому поводу думаешь? – он от нее отставать не собирался.
– Я думаю, идея просто грандиозная, если, конечно, Джейк согласится, чтобы я его учила, – быстро ответила Ренни.
– А ты согласен? – спросил у меня Джо. Я пожал плечами.
– Да мне, в общем, все равно.
– Ну, что ж, если тебе все равно, а мы с Ренни за, значит, договорились, – рассмеялся Джо. – Короче говоря, хочется тебе этого или нет, вопрос решен, если ты не собираешься отказываться наотрез, вроде как с этим обедом!
Мы усмехнулись, переглянулись и оставили тему, потому как Джо со счастливейшей из мин принялся растолковывать мне, что мое утверждение (по телефону, насчет прибытия на обед вне зависимости от того, хочу я этого или нет) по сути своей нелогично.
– Если бы ты не сбил Ренни с толку этим своим подначиванием, она бы тебе сказала, – он улыбнулся, – что единственным достоверным критерием человеческих желаний являются поступки – конечно, говоря в прошедшем времени: если человек что-то сделал, значит, именно это он сделать и хотел.
– То есть?
– Разве не понятно? – спросила меня Ренни, а Джо откинулся в шезлонге и расслабился. – Суть в том, что у человека могут возникнуть самые разноречивые желания или нежелания – ну, скажем, нежелание ехать к нам на обед и нежелание нас обидеть. Но раз уж ты все-таки приехал, значит, второе было сильней, чем первое: при прочих равных ты бы к нам не поехал, но прочих равных не бывает никогда, и тебе дешевле было с нами отобедать, чем обидеть нас отказом. И ты приехал
– случилось именно то, чего ты к конечном счете хотел сам. Тебе не следовало говорить, что ты пообедаешь с нами, хочешь ты этого или нет, тебе следовало бы сказать, что ты пообедаешь с нами, если желание ехать пересилит в тебе желание не ехать.
– Это вроде как сложить плюс сто и минус девяносто девять, – сказал Джо.
– В ответе получаешь плюс пшик, но все-таки плюс. Вот тебе еще одна причина, по которой глупо извиняться за сделанное тобой – на том основании, что ты этого делать не хотел; раз сделал, значит, хотел сделать. Об этом важно вспоминать почаще, особенно если ты преподаешь историю.
Я заметил, как покраснела – едва заметно – Ренни при упоминании об извинениях.
– Ммм, – ответил я Джо, на самый что ни есть недирективный манер.
Глава пятая
Неловкая сила Ренни привлекала меня
Неловкая сила Ренни привлекала меня в течение нескольких недель, последовавших за обедом из креветок, риса, пива и ценностей, которым меня угостили Морганы. Была неловкость физическая, была неловкость речевая – Ренни могла споткнуться на ровном месте, могла и сморозить незаметно для себя нечто несусветное, – и мне было любопытно, от чего это в ней: от врожденной дубоватости или от силы, природной и лишенной грации.
По крайней мере, в самом начале наших тренировок я думал о ней именно так. Я смотрел на нее свысока, я был исследователь, а она – предмет исследования, но высокомерен я не был и к любопытству примешивал изрядную долю симпатии. Да и чувство превосходства пришлось как нельзя более кстати и помогло мне с честью одолеть первый этап обучения, иначе, боюсь, я просто махнул бы на все рукой. Страшила меня не работа, а неизбежное при овладении чем-то новым состояние дискомфорта, дурацкое мироощущение новичка, салаги, и вряд ли я когда-нибудь научился бы ездить на лошади (гипертрофированным интересом к данному виду спорта я и раньше не страдал), если бы эти особого рода любопытство и особого рода чувство превосходства не уравновешивали уязвленной гордости.