Конец Пендрагонов

Когда священник услышал этот голос, его лицо исказилось невольной гримасой. Но он не утратил самообладания и не сводил глаз с пятна пламени, которое теперь немного уменьшилось под шипящей серебристой струей воды из шланга. Он держал палец на форсунке, чтобы точно направлять струю, не отвлекаясь на другие дела, и лишь по звукам и смутным образам, мелькавшим на периферии зрения, мог догадываться о волнующих событиях, разворачивавшихся в саду. Своим друзьям он дал два лаконичных указания. Первое звучало так: «Постарайтесь сбить с ног этих типов и свяжите их; веревка лежит у вязанки хвороста. Они хотят забрать мой замечательный шланг!» Второе было таким: «При первой возможности позовите девушку из челнока; она сейчас на берегу вместе с цыганами. Попросите ее, чтобы они доставили сюда ведра и натаскали воды из реки». Потом он замолчал и снова стал поливать красный огненный цветок так же безжалостно, как незадолго до этого поливал красный тюльпан.

Отец Браун так и не повернул голову, чтобы посмотреть на странную схватку между поджигателями и защитниками дома. Он едва ли почувствовал, как вздрогнула земля под ногами, когда Фламбо столкнулся с огромным садовником, но представил себе, как остров раскачивается от их борцовского поединка. Он слышал тяжкий звук падения и торжествующий возглас своего друга, бросившегося на первого негра; слышал крики обоих чернокожих, когда Фламбо и Фэншоу связывали их. Огромная сила Фламбо более чем уравнивала шансы противников, особенно потому, что четвертый поджигатель по-прежнему таился возле дома и выдавал свое присутствие лишь тенью и голосом. Потом он услышал плеск воды, разрезаемой веслами челнока, голос девушки, отдающей приказы, голоса цыган, отвечавшие ей, лязг ведер, опускаемых в реку, и наконец, топот множества ног вокруг пожара. Но все это для него значило меньше, чем тот факт, что красная огненная расселина, которая недавно снова расширилась, теперь постепенно начала закрываться.

Тут раздался вопль, едва не заставивший его повернуть голову. Фламбо и Фэншоу при поддержке нескольких цыган устремились в погоню за таинственным человеком, прятавшимся возле дома, и с другого конца сада донесся крик француза, в котором смешались ужас и изумление. Ему ответил нечеловеческий вопль, когда существо вырвалось из хватки преследователей и умчалось прочь. По меньшей мере трижды оно обегало весь остров, и зрелище было похоже на погоню за умалишенным, с криками преследуемого и веревками в руках преследователей, но выглядело еще более зловещим, потому что неуловимо напоминало детскую игру в догонялки. Потом, когда погоня сомкнулась со всех сторон, фигура беглеца выросла на высоком берегу реки и с плеском рухнула в темную, медленно текущую воду.

– Боюсь, больше вы ничего не сможете сделать, – сдавленным голосом произнес Браун. – Теперь его уносит к тем самым скалам, куда он отправил многих других. Он сумел найти применение фамильному преданию.

– Оставьте ваши притчи, – нетерпеливо сказал Фламбо. – Неужели нельзя объяснить простыми словами?

– Да, – ответил Браун, следя за шлангом. – «Смотришь в оба – будешь дома, раз моргнет – ко дну пойдет».

Угасающее пламя шипело и огрызалось, как затравленный зверь, но становилось все более тусклым под потоками воды из шланга и ведер. Отец Браун не сводил с него глаз, продолжая говорить:

– Если бы уже рассвело, я бы попросил эту юную даму навести телескоп на речное устье. Тогда она смогла бы увидеть нечто интересное для нее: силуэт корабля или самого Уолтера Пендрагона, возвращающегося домой… а может быть, даже фигуру «получеловека», потому что, хотя теперь ему ничто не угрожает, он вполне может добраться до берега вброд. Он был на волосок от очередного кораблекрушения и не смог бы избежать гибели, если бы у девушки не хватило ума усомниться в искренности старого Адмирала и приехать сюда, чтобы присматривать за ним. Но довольно об Адмирале; он получил по заслугам. Достаточно сказать, что каждый раз, когда эта башня, пропитанная смолой и варом, была объята пламенем, огонь на горизонте всегда выглядел как один из береговых маяков.

– Так погибли его отец и брат, – сказал Фламбо. – Негодный дядюшка из семейной легенды едва не заполучил свое поместье!

Отец Браун не ответил; в сущности, он не произнес ни слова, не считая обычных вежливых замечаний, пока они все не собрались вокруг коробки сигар в каюте яхты. Убедившись, что огонь полностью потушен, он отказался задержаться на острове, хотя и слышал, как молодой Пендрагон в сопровождении восторженной толпы поднимается по речному берегу. Он мог бы (если бы питал склонность к романтическим сантиментам) дождаться совместной благодарности от мужчины с корабля и девушки из челнока. Но усталость снова навалилась на него, и он лишь однажды встрепенулся, когда Фламбо обратил внимание, что сигарный пепел упал ему на брюки.

– Это не сигарный пепел, – устало сказал он. – Это от огня, но вы даже не подумали, потому что оба курите сигары. Именно так у меня возникло первое слабое подозрение насчет карты.