Я распорядился обыскать убитых солдат и взять все их документы, а сам занялся карманами Гюберта и Похитуна.
Похитун вел себя чрезвычайно благоразумно. Он не оказал ни малейшего сопротивления, сидел обмотанный веревкой и мелко постукивал зубами, точно в лихорадке. Трясущийся мешок костей…
Фома Филимонович подошел и к нему, сопровождаемый Сережей Ветровым.
— Вот и молодчина!- проговорил старик.- Сразу лапки поджал- и ребра тебе не наломали… Покорную голову и меч не сечет. Говорил тебе сколько раз: сиди дома,соси свою брыкаловку и не суй нос в лес! Не послушал… А что это у тебя в брюхе так урчит?
— Это у него на почве несварения желудка,- серьезно сказал Сережа Ветров.
— Пить… пить…- мертвым голосом попросил Похитун.
— Можно,- отозвался Фома Филимонович. — Ради старой дружбы, можно. Ну-ка, внучка, спроворь моему «другу» водицы.
Таня улыбнулась и пошла за котелком.
А кобыла Фомы Филимоновича продолжала стоять все на том же месте. Теперь она не торопясь сосала зеленую воду из протока, потряхивала головой, пофыркивала.
— Умная тварь! — ласково произнес старик и зашагал к лошади.
45. ОГОНЬ И ГРАНАТЫ
Первая часть операции была закончена. Солнце клонилось к закату. Мы готовились к выступлению.Партизаны подвешивали к седлам гранаты,обвертывали тряпками запалы и прятали их кто в карманы, кто в шапку. Особенно осторожно нужно было обращаться с бутылками самовоспламеняющейся жидкости «КС». Их приходилось нести в руках, так как в мешках они могли разбиться. Минеры, сидя в сторонке, возились с деревянными самодельными коробками, набитыми взрывчаткой.
Я сунул в один карман толовую шашку,а в другой- медный капсюль с кусочком бикфордова шнура.
Таня и Сережа укладывали на телеги пустые мешки и оружие. Трофим Степанович и Логачев давали последние указания двум партизанам, которые должны были вести Гюберта и Похитуна сразу на поляну, на наш аэродром.
— Смотрите,хлопцы,строже,как бы не убежали эти гады,-предупредил Карягин. — Этот господин Гюберт, видать, хитрый, как змей.
Ко мне подбежала встревоженная Таня и, кивая на белку, которая была в ее руках, спросила:
— А как же быть с ней, Кондратий Филиппович?
Я усмехнулся. Действительно, проблема!
— Давай мне своего зверя,- сказал один из партизан, который должен был конвоировать пленных,- я его уберегу.
В поход к осиному гнезду выступали двадцать четыре человека.
— Филимоныч!- спохватился я.- Где же твоя приманка?
— Ай, батюшки!- всплеснул он руками. — Чуть не запамятовал… Сей минут! — И старик бросился к своей телеге.
— Миша,- обратился я к Березкину,- дай-ка мне один порошочек от насморка.
Березкин усмехнулся, достал из кармана спичечную коробку, завернутую в бинт, извлек из нее порошок и подал мне.
Фома Филимонович порылся в своем мешочке и достал кусок полувяленой говядины. Я разделил его на две части, сделал в каждой глубокий надрез и осторожно высыпал порошок.
— Получай,- сказал я старику.
— Порядок,- заметил он и осведомился:- А начинка верная?
За меня ответил Березкин:
— Будь здоров! Как глотнет, так и зубы на полку. Мгновенный паралич. И гавкнуть не успеет.
— Добро!- И Фома Филимонович кивнул головой.
Он старательно обернул мясо листьями орешника и положил в карман. Потом достал из-за голенища нож, попробовал лезвие концом большого пальца и заметил:
— Вот навострил,что бритва! Видал?
Подошедший Трофим Степанович доложил:
— Все готово, майор. Можно в путь-дорогу…
— Одну минутку…- проговорил я и крикнул Сереже Ветрову:- Парень, за тобой остановка!
Сережа, возившийся на телеге у радиостанции, ответил:
— Сейчас, Кондратий Филиппович…
Немного спустя он закончил сеанс и подал мне коротенькую радиограмму.
Большая земля сообщала:
Я чиркнул спичкой и сжег бумажку. Ветров отдал рацию партизанам, идущим на аэродром.
— Все? — осведомился Трофим Степанович.
— Все!.
— По коням, хлопцы!- скомандовал Карягин.- Дозор вперед! Держаться, как я сказал.
Четверо партизан выехали вперед и вскоре скрылись в лесу.
Логачев и я сели на коней тех двух партизан, которые повели Гюберта и Похитуна на аэродром.
Отряд всадников вытянулся длинной цепочкой. Впереди ехал Трофим Степанович. Замыкали шествие две телеги: на одной сидели Фома Филимонович и Таня, на другой — Березкин и Ветров.
Солнце зашло. Я посмотрел на часы: стрелки показывали без пяти девять. Двигались точно по тому пути, по которому мы уже прошли в среду. Сгущались зеленоватые сумерки, лес окутывался мраком. Ехали шагом, не торопясь, в полном молчании, только слышно было, как похрапывали кони да под копытами трещал сухой валежник.
Когда землю и лес накрыла теплая тихая звездная ночь, мы наткнулись на наш передовой дозор.
— Большак, — доложили ребята. — Направо развилок.