Конец осиного гнезда

Маша умолкла и молчала до самой квартиры. И я молчал. И думал. Много горя выпало на долю Маши. На шестой день войны погиб ее старший брат — командир артиллерийского полка. Месяцем позднее разбился второй брат, летчик-испытатель. А теперь Таня…

Я знал, что у каждого человека, рано или поздно, бывает своя невозвратимая утрата. У Маши уж слишком много!

Итак, произошло это в ночь на 26 августа сорок первого года. Эту дату я не забуду. И врагам ее припомню. Сделаю все, что в моих силах!.

Когда пять суток спустя я провожал Машу в обратный путь, она сказал:

— Кондрат… В степи, недалеко от станции Выгоничи, есть маленький холмик. Я обложила его камнем…Четырнадцать шагов от выходной стрелки железнодорожного пути, став спиной к водокачке — строго вправо. Семь шагов от березы-двойняшки. Она одна растет там…Я все вымерила своими шагами… Там лежит Таня. Если тебе придется…

— Хорошо, хорошо! — прервал я ее. — Я все понял…

Шесть дней спустя, в ночь на воскресенье, меня разбудил телефонный звонок.

Рассвирепев, я вскочил, схватил трубку и крикнул:

— Какого дьявола вам надо?!

— Вас, майор, именно вас! Впрочем, кто у телефона?

— Майор Стожаров.

— Порядок! Говорит Петрунин. Неужели вы так крепко спите? Я барабаню с полчаса. Скажите, вы правительственные награды имеете?

— Не заработал еще. Что за пустяшные вопросы среди ночи?

— Считайте, что имеете. Михаил Иванович Калинин подписал Указ о награждении вас орденом Красного Знамени, Криворученко и радиста Ветрова — орденами Красной Звезды, а Кольчугина — медалью «За боевые заслуги». Ясно?

Я ничего не ответил — не нашелся. И принял это сообщение довольно равнодушно. Еще слишком сильна была боль, от которой я не мог оправиться. Все думал о Тане. Не хотел думать, глушил в себе мысли, но… ничего не получалось. А тут…

— Вот и все, — подвел итог майор Петрунин. — И прошу учесть, что я первый вас поздравил.

— Учту, — угрюмо бросил я.

Через несколько дней мне приказали вылететь к подполковнику Фирсанову. Я быстро с радостью собрался. Горестные мысли и щемящая печаль уступят место удесятеренной ненависти к врагу. Скорее к новым делам, к беспощадной борьбе.

Теперь все эти дни в прошлом. Теперь это воспоминания. Они приходят непрошено, и от них никуда не уйдешь.

32. Доктор наносит визит

День был на исходе. Я, майор Петрунин, лейтенант Воронков и еще два офицера из отдела полковника Решетова ехали «встречать» Доктора.

В два часа ночи он должен был выброситься на нашу территорию.

Этому предшествовал оживленный обмен радиограммами между мной и Гюбертом: уточнялись даты, место приземления.

Машина плавно катилась по чистому и ровному шоссе. Я сидел в кабине, откинувшись на спинку сиденья, и дремал: долгая езда укачала меня.

В пути мы дважды попадали под дождь, и я серьезно опасался, сможет ли машина добраться до отдаленного от шоссе и жилых мест пункта встречи, к которому вел длинный отрезок обычной грунтовой дороги.

Перед развилкой Петрунин забарабанил по крыше кабины и крикнул:

— Сворачивай направо!

Шофер остановил машину, сошел на землю и, оглядев дорогу, проворчал:

— Гиблые места!

— Не паникуй, Петя! — сказал Петрунин.

Петя почесал в затылке и полез обратно в кабину. Машина съехала с шоссе на большак и сразу завиляла из стороны в сторону. Мы поехали по жидкой грязи медленно, на второй скорости. Спасало то, что под верхним оттаявшим слоем земли лежал еще мерзлый слой.

— Жми, жми, Петя! — подбадривал Петрунин.

— «Жми, жми»! — ворчал тот. — Начнешь жать — обязательно заночуешь в кювете!

Он ловко выруливал машину, а машина так и норовила сползти с горбатого большака в кювет. А тут еще клонящееся к закату солнце играло своими лучами в лобовом стекле и слепило глаза.

Кое-как, перегрев мотор, мы преодолели этот злосчастный участок, но перед самой деревенькой все-таки основательно завязли. Задние колеса затянуло в канаву, и машина прочно села на дифер. Мы выбрались из кузова.

Шофер повздыхал, выругался и отправился в деревню. Вслед за ним ушел и Петрунин.

Вернулись они с двумя бревнами. Мы стали «вываживать» машину и кое-как вытянули ее из канавы.

В деревню попали затемно. Остановились в доме председателя колхоза и остаток вечера прокоротали за чаем и разговорами. В половине первого я и майор Петрунин покинули дом, предварительно еще раз проинструктировав остающихся. Мы взяли с собой мешок с сухой паклей, банку с машинным маслом, бутылку с бензином, ракеты и ракетницу.

Ночь стояла тихая, полная какого-то значительного спокойствия. Все небо было усеяно звездами. Луна уходила за горизонт и, прячась за тучку, как бы подмигивала нам.

Подмораживало. Лужицы, затянутые тонким матовым ледком, похрустывали под ногами.

— Погодка на нас работает, — заметил Петрунин. — Обратно по морозцу быстро выберемся.