Конец осиного гнезда

Мы сразу отправились в столовую, где нас ждал обед. Я рассчитывал, что меня уже ждут и вот-вот вызовут, но я был приглашен в дом Гюберта только вечером.

Гюберт и Габиш ждали меня в комнате, обставленной под гостиную. Габиш картинно полулежал на диване, облокотившись на тугой валик. Это был тучный человек лет под шестьдесят, с широкой, жирной грудью и с крупным гладко выбритым мрачным лицом. Жесткий стоячий воротник мундира подпирал его отвислые щеки и уже дряблый тройной подбородок. Его темные, полуприкрытые тяжелыми веками глаза смотрели внимательно и сосредоточенно.

Гюберт в форме, облегавшей его фигуру, как лайковая перчатка руку, расхаживал по комнате.

Я, перешагнув порог, остановился и представился.

— Очень приятно, — ответил Габиш и указал мне на стул, видимо специально поставленный как раз против дивана.

— Расскажите полковнику обо всем, что вы рассказали мне, — предложил Гюберт.

Габиш подтвердил это легким кивком головы.

Я сел, положил ногу на ногу и приступил к рассказу. Я пересказал тот доклад, который сдал сегодня, сделав для разнообразия перестановку кое-каких фактов и деталей, не меняющих целого.

Габиш благосклонно слушал меня, не прерывая, и изредка снисходительно кивал головой. Его глаза все время были полузакрыты и, как мне казалось, затянуты мутноватой пленкой.

Когда я кончил, Габиш стал задавать вопросы. Говорил он по-русски с сильным акцентом, неправильно. Но, как бы там ни было, мы отлично понимали друг друга без помощи Гюберта.

Габиша интересовало многое. Он ставил передо мной самые разнообразные вопросы, которые совершенно не затронул до этого Гюберт. Ему хотелось знать, сможем ли мы, то есть я, Брызгалов и Саврасов, подобрать пригодных людей и направить их в Сибирь, в Среднюю Азию, на Урал, на Дальний Восток, можно ли надеяться на приобретение там солидной агентуры. Он не скрывал от меня, что теперь очень важно организовать сеть надежных кадров именно там, куда перебазировалась наша промышленность из оккупированных районов. Далее он спросил, какие железные дороги нашей страны несут сейчас наибольшую нагрузку, как разрешается вопрос со специалистами-железнодорожниками, какие новые линии строятся.

Вопросы ставились хитро и тонко, с определенным расчетом. Можно было заключить, что, с одной стороны, его, как разведчика, интересовали определенные данные, а с другой стороны, он проверял мою осведомленность, мое знание транспорта, работником которого я себя назвал.

Я не пытался делать из себя всезнайку, осведомленным во всех областях. На часть вопросов я отвечал подробно, исчерпывающе, приводя кое-какие цифры, иллюстрируя свои выкладки примерами, на другие вопросы отвечал сбивчиво, признавался, что я не в курсе дела.

Затем Габиш круто изменил направление разговора и спросил меня:

— Ви шифровальный работ умеете?

Я ответил отрицательно.

— Искусство это несложное, — вставил Гюберт. — Обучиться не очень трудно.

— Попытаюсь, если это нужно, — сказал я.

— Вам надо знайт не только шифр и код, — добавил Габиш, поправил валик и изменил позу. — Вам надо знайт фоторабот, радиоработ, особый техника, специфик-техника.

— Вы понимаете, о чем говорит господин полковник? — обратился ко мне Гюберт, не совсем, видимо, уверенный в том, что все сказанное Габишем дошло до меня.

Я не успел ответить. За меня ответил Габиш. Дернув головой, он резко бросил, повысив немного голос:

— Он все прекрасно понимайт! Он человек грамотный…

Гюберт недовольно поморщился, но ничего не сказал.

Наступившее молчание нарушил Габиш. Он спросил меня:

— Что ви будет делайт, когда ми вас не отпускать долго от себя?

Я неопределенно пожал плечами и попросил пояснить, что надо понимать под словом «долго».

Габиш пояснил: «долго» — это два, а возможно, и три месяца, то есть минимальный срок, необходимый для обучения меня радио, фото, шифру и другой технике.

— Ну что ж, — ответил я, — придется выдумать для московского начальства более сложный вариант моих приключений…

Тогда Габиш спросил Гюберта по-немецки, поставил ли он меня в известность о предстоящей поездке к Доктору.

Я, конечно, все понял отлично. Речь, по-видимому, шла о том самом докторе Шляпникове, за которым накануне войны безуспешно охотился полковник Решетов.

Гюберт ответил Габишу, что без него не решился беседовать со мной на эту тему.

Тогда Габиш обратился ко мне и сообщил, что в самое ближайшее время, а точнее — завтра утром надо выехать в один из прикарпатских городов и встретиться там с Доктором.

— Доктор хорошо знайт Советский Россия, — заметил Габиш, — он гросс-мастер. С ним ви будете договориться основательно.

О чем договориться, Габиш не сказал, а я, конечно, не просил пояснений. Я знал, что чрезмерная любознательность в такой обстановке может испортить дело. При встрече с Доктором так или иначе все выяснится. Для того чтобы показать, что я чувствую себя вполне уверенно и спокойно, я задал все же вопрос:

— Я должен буду остаться у Доктора или возвратиться сюда?