Конец оловянного генерала

А в конце дорожки, меж высоких снежных елей, показался бревенчатый приземистый дом.

Вот санки остановились у крыльца, и большой бурый медведь показался на пороге.

— Добро пожаловать, гости! — сказал он грубым голосом.

Санки остановились у крыльца, и большой бурый медведь показался на пороге.

А из‑за медведя осторожно выглядывала остренькая рыжая мордочка.

— Здравствуте, миленькая девочка! — сказала лисичка. — Входите, входите, пожалуйста. Ой, мои бедненькие, как вы озябли! А у нас тепло — тепло. Входите, мои золотые!

Санки оставили у крыльца, и Морозко, Сережа и Таня вошли в медвежий дом.

А у медведя в доме и правда было очень тепло. В большой печке потрескивали дрова, и отсветы огня плясали на темных бревенчатых стенах. А по стенам был развешан всякий нужный в хозяйстве бобыля инструмент: пила — одноручка, топор, рубанок. Сережа сразу заметил их и с интересом смотрел на медведя. На нем большой рабочий фартук. Что же он мастерит?

А Михайло Иваныч как только впустил гостей, так сейчас же ушел в угол и принялся за работу. Он подчищал рубанком длинные белые палки с загнутыми концами. От. палок хорошо пахло свежим деревом.

— Лыжи! — сказал Сережа. — Вот здорово! Михайло Иваныч лыжи делает!

Сережа с уважением смотрел на медведя и так и не отходил от него. И Таня примостилась тут же на лавочке.

— Михайло Иваныч, — а вы только лыжи делаете? — спросил Сережа.

Медведь помолчал, подумал.

— А что ж еще?

— А можно такие большие лыжи сделать, с санками, чтобы впереди — лыжник, а сзади, в санях, пассажир?

— Это какой же, например, пассажир?

— Да вот она, например. — И Сережа показал на сестру.

— Такие санки с умом надо делать, — сказал медведь подумав, — а то тяжелы будут, не свезепй». А сам не пробовал сделать?

Сережа замялся.

— Он пробовал! — воскликнула Таня. — Он знаете какую машину делает: она и летает и плавает… Ой, Сережа, ты что толкаешься?

— А ты не болтай!

— Что ж за машина такая? — заинтересовался медведь. — В лесу проедет или как?

— Она еще не готова, Михайло Иваныч, — вздохнул Сережа, — а нам очень нужно спешить, мы очень торопимся!

— Это куда же? — осведомился медведь.

— К маме! — сказала Таня. — В дом с волшебными окнами!.. Ой, Сережа, ты что это сегодня толкаешься?

— А ты не болтай!

Но медведь сделал вид, что ничего не слышал. Он продолжал строгать, и дети не спуская глаз смотрели на его работу.

— Сколько стружек! — тихонько сказала Таня. — И какие они хорошенькие, желтые!

— А хотите, миленькая девочка, я вам этих стружек в корзиночку насыплю? — засуетилась лисичка.

Таня вопросительно посмотрела на Сережу.

— Ерунда! — засмеялся Сережа. — Зачем нам стружки?

— Ну, тогда яблочков покушайте! Вкусненьких! Мороженых! — И лисичка побежала в погреб.

А Сережа попросил не без робости:

— Михайло Иваныч, можно мне построгать немножко эти лыжи?

— Отчего же, — помолчав, согласился медведь. — Построгай малость. Быстрей справимся.

Михайло Иваныч оставил работу, отошел к печке и стал раскуривать от уголька свою черную трубку. Сидит у печки, раскуривает трубочку, а сам одним глазом смотрит на Сережу.

А Сережа с увлечением принялся строгать.

Чши! Чши! — запел рубанок в Сережиных ру-

tfax.

Чши! Чши! — запел рубанок в Сережиных руках

Потрескивают дрова в печке, медведь трубочку покуривает, Сережа строгает лыжи, а Таня на ла — вочке сидит и то на огонь смотрит, то на Сережу. Хорошо бы он поскорей лыжи сделал! Очень к маме хочется!

А Морозко согрел у печки руки и стал большой иглой зашивать дыру в валенке.

- ”Не полагается»! — ворчал он, разглядывая валенок. — Ишь ты,”не полагается»… Сколько служу, а новых валенок не выслужил…

Михайле Иванычу, видно давно надоела Морозкина воркотня, и он громко запел:

Я лыжи детям делаю,
Прочней вам не сыскать.
Секрет таков: лишь смелые
Их могут надевать.
Трусишка в яму упадет,
А смелый на гору взойдет!

— А куда на них можно дойти? — тихонько спросила Таня.

— А это смотря по тому, кто наденет, — подумав, пробасил медведь.

— Да куда хочешь, милая, — сказал Морозко.

— А если я надену? — сказала Таня. — Я ведь еще плохо езжу. — Она посмотрела на брата и вздохнула.

— Не беда — дорога Паучит, — пробурчал медведь.

— Научит, научит, — подтвердил Морозко, откусывая нитку.

— Нам ведь торопиться надо, дедушка, — сказала Таня. — Мы очень торопимся! Нас мама ждет, — прошептала она, оглядываясь на Сережу, который продолжал строгать.

Морозко повертел в руках валенок — ох, и старый же! — и, словно нехотя, словно ни к кому не обращаясь, посоветовал:

— А вы Михайла Иваныча попросите, он вам самые быстрые лыжи даст!

— Даст, миленькая девочка, даст, — пропела лисичка.

Она вернулась из погреба с лукошком, полным белых, подернутых морозцем антоновских яблок, с деревянной чашкой, в которой краснела клюква.

— Кушайте, миленькие, кушайте! — угощала она детей.