Конец лета

— Папа, ты спишь?

Нет ответа. Вероника постучала еще раз, сильнее и громче.

— Папа, мне кажется, в розарии кто-то есть.

Веронике снова никто не ответил. Она постучала в третий раз, после чего попыталась открыть дверь и к своему удивлению обнаружила, что та заперта. Из комнаты не доносилось ни звука. Отец принял снотворное и наверняка крепко спит и не слышит ее. Но зачем он заперся? Веронике вспомнилось, какое испуганное лицо у него было днем. Входная дверь дома, против обыкновения, оказалась заперта, а теперь заперта еще и дверь кабинета.

Вероника проскользнула в кухню, ища окно, откуда ей лучше было бы видно стену розария. Вскоре глаза привыкли к удивительному свету на улице, и Вероника разглядела, что калитка приотворена.

Сердце забилось сильнее. Там кто-то был — кто-то, кто только что проскользнул в розарий. Незваный гость, совсем как у нее в квартире. Вчерашнее чувство вернулось. Чувство бессилия, того, что она не может защитить себя. Веронике захотелось броситься наверх, позвонить Маттиасу и запереться в комнате. Спрятаться под одеялом, как ребенку, пока опасность не минует. Но что делать, если незнакомец решит пробраться и в дом?

Вероника вдруг поняла, как ответить на этот вопрос. Рысцой пробежав через прихожую, она открыла чулан под лестницей. Отодвинула задвижку шкафчика и сунула руку в темное пространство. Несколько минут она шарила впустую, стоя спиной к неосвещенной прихожей и чувствуя себя уязвимой.

Она потянулась еще глубже — так, что стало больно руке. Ощутила слабый запах оружейной смазки, а потом — облегчение: пальцы коснулись дерева и холодного металла.

Вероника вытащила из тайника дробовик и привычно переломила его. Оружие было не заряжено, но на полке у стены она обнаружила два патрона в желтой вощеной бумаге. Патроны были дедовскими — неровными, домашнего изготовления, один немного застрял, и Веронике пришлось протолкнуть его на место. Дробовик принадлежал маме, отец к нему даже не прикасался. Он ненавидел оружие, не желал к нему притрагиваться.

Вероника затворила стволы, положила приклад на плечо и для пробы прицелилась в прихожую. Страх уменьшился, сменившись другим чувством. Ощущением безопасности и уверенности. Контроля. Обращаться с оружием ее научил дядя Харальд. Как дышать, как обнимать — а не сжимать — приклад. Вот если бы дробовик был у нее вчера вечером! Она не позволила бы напугать себя настолько, чтобы сбежать из дому. Ни за что, мать их так!

Вероника опустила дробовик, убедилась, что он на предохранителе. Потом снова скользнула к кабинету, постучалась. Заперто.

Вероника прокралась на кухню, остановилась и прислушалась. Калитка розария так и оставалась приоткрытой.

Внутри у Вероники начало расти еще одно чувство, от которого застучало в висках. Гнев. В розарии кто-то есть — кто-то вломился к ее отцу. Может, это и раньше случалось, вот почему отец теперь запирает двери. А чтобы уснуть, ему приходится принимать таблетки. Он напуган.

Злость усилилась. В привычной жизни Вероника подумала бы о терапевте, применила бы что-нибудь из арсенала, которым снабдил ее долговязый Бенгт. Но сейчас она решила обернуть злость себе на пользу.

Сделав глубокий вдох, она открыла дверь террасы и крадучись ступила наружу. Ночной воздух был влажным, полным аромата поздних цветов. Вероника вышла в одной пижаме, однако холодно ей не было. Адреналин подогревал кровь и обострял восприятие.

Ей показалось, что из-за стены розария раздался какой-то звук. Там кто-то есть, точно. Но теперь охотник — она; наконец-то ей удастся контролировать ситуацию.

Вероника плотнее прижала приклад к плечу, большой палец скользнул по предохранителю; взгляд поверх стволов — в точности как учил дядя Харальд. Босая, Вероника почти беззвучно спустилась по ступенькам и по гравийной дорожке двинулась к калитке розария.

Глава 31 Лето 1983 года

Полицейские из города его облапошили, теперь Монсон это понимал. На прошлой неделе суд первой инстанции по результатам предварительного следствия заключил Томми Роота под стражу, и его должны были оставить в городской предвариловке, а не везти назад в поселок. Монсон счел решение Бурге и Борга жестом вежливости по отношению к себе и здешним полицейским, но на самом деле городские просто хотели подстраховаться. Дело вовсе не в том, кому будет принадлежать честь раскрытия преступления, а в том, чтобы прикрыть тылы, если полиции вопреки ожиданиям не удастся собрать доказательства, необходимые, чтобы дать делу Роота дальнейший ход.

И вот Монсон сидит здесь один, с желудком, полным жгучей кислоты, а метрах в пятидесяти от его кабинета сидит в камере проигравший, так сказать, карточный Черный Петер… Монсон оторвал сразу два пакетика «Самарина» и высыпал содержимое в стакан с водой.