Конец крымской орды

– Может и такое быть. Вот только как отличить его? При отходе он наверняка натянет на себя одежду обычного воина.

– Но нукеров не уберет. Меньше сотни не оставит.

– Это да. Но поглядим.

– Значит, Лука, десяткам стоять и ждать наказа. Через Марьино пойдете вместе с казаками.

– Я слышал троекратный крик кукушки. Это значит, что сотня Андрея Гладина вышла из леса к стану?

– Да. Ладно, я на место. Будем выжидать покуда сотня Петрова зайдет к Ропше. Потом схватка.

– Закрепляться здесь открыто будем?

– Да. И на этом, и на том берегу. Но я все скажу в свое время.

– С Богом, воевода.

– С Богом, Лука.

Бордак вернулся в Марьино и спросил у Парфенова:

– Чего тут?

– Пока все по-прежнему.

Тут же над лесом и лугом пронесся крик кукушки.

– Так, – проговорил Бордак. – Сотня Петрова встала у деревни. Крымчаки окружены.

Он уж хотел подать сигнал на атаку, как началась смена охраны у плотов. Пришлось подождать.

В шатре начальника отряда прикрытия Кулчукбека находились он сам и его помощник и советник Фарид Сарби.

– Что-то сейчас у Молодей? – спросил бек.

Сарби отмахнулся.

– Девлет-Гирей разобьет русскую рать и возьмет Москву. У русских в два с лишним раза меньше воинов.

– Как знать, меня гложут сомнения. Не так воюют русские, как в прошлом году. Как бы Иван Грозный не переиграл Девлет-Гирея, еще в Бахчисарае объявившего себя хозяином московского трона. Мурзы его выходили в поход как на прогулку, не сомневались в том, что быстро разобьют русские войска.

– Да так оно и будет. Откуда после того, что было в прошлом году, русскому царю взять силы, чтобы противостоять самой большой за все походы рати крымского хана. У него и османов много, и янычар отборных, да и наших соплеменников.

– Ты забыл, что русские убили Теребердей-мурзу?

– А мы это видели? Слухи. У Теребердея два тумена. Это половина всего русского войска. Столько же сил у береговой рати Воротынского, которая собрана из полков, обычно оборонявших Москву.

– Ладно, Фарид, что-то в горле пересохло. Хочу кумыса.

Сотник крикнул:

– Баги!

Объявился слуга.

– Да, господин?

– Кумыса две чаши больших!

– Слушаюсь! – Слуга ушел за кумысом.

– Что-то кукушка раскричалась не в меру, – сказал Фарид.

– И что? – Кулчукбек развалился на подушках. – Тут лес, птицы много.

– Это так, господин, но эта кукушка кричала трижды с разных сторон.

– На что ты намекаешь?

– А если русский разведочный отряд подошел к переправе?

– Э-э, Фарид, откуда тут русским взяться? Сенькин брод и дальние переправы у поселений никто не охраняет, а про наш перелаз и вовсе забыли.

– Может, я все же посмотрю посты?

– Кумыса выпей.

Слуга внес две чаши.

Крымчаки выпили кумыс, и Сарби повторил:

– И все же я посмотрю лесные посты.

Бек махнул рукой.

– Ну если делать нечего, смотри.

Вскоре Сарби подошел к яме, устланной лапами сосны, остановился и оторопел. Дозорные сидели, прислонившись к стенам ямы. В груди у них торчали стрелы. Фарид икнул, пришел в себя и хотел было закричать. Но тут в воздухе прошелестела еще одна стрела, и он с пробитым горлом свалился к дозорным.

Медлить отряду Бордака больше нельзя было.

Когда со стороны леса и лагеря еще раз прокричала кукушка, он отдал команду:

– Вперед!

Надо лугом пронесся залихватский свист, и на ордынцев напала сотня Гладина.

Пешие воины срубили крепления юрт, завалили досками и войлоком ногаев, находившихся внутри, и принялись избивать их булавами.

Услышав крики, из шатра выскочил Кулчукбек.

Из ближних юрт выбежали ногаи и устремились к табуну, который пасся в центре луга.

Но от Ропши на них уже летела конная сотня Петрова. Она врезалась в пешую толпу между табуном и лагерем.

Кулчукбек бросился к шатру, но аркан, умело брошенный казаком, оплел его шею. Бек схватился за веревку, стараясь ослабить петлю. Дышать он мог, но больше ничего.

На нукеров и ногаев, выскочивших из юрт, налетели дружинники и казаки. Десяток Грудина порубил охрану плотов. Благодаря тому что воины Гладина завалили более половины шатров, на свободе оказались всего полторы сотни ногаев. С ними быстро разобрались ратники Петрова, дружинники и казаки. В живых остались только Кулчукбек и пара десятков ногаев.

Опричники подвели бека к Бордаку.

– Назовись! – наказал Михайло.

Кулчукбек прошептал что-то на своем языке.

– Прикидывается, будто не понимает? – спросил Парфенов, подъехавший к товарищу.

– А может, он и вправду не знает нашего языка?

– Знает, собака, наверняка в полоне держит наших. А ну-ка мы сейчас проверим. – Князь плеткой стеганул по физиономии бека.

Из рассеченной щеки пошла кровь.

– Ну как, разумеешь по-русски?

Бек злобно ругнулся.

– Не желаешь говорить. А так? – Парфенов выхватил саблю. – Сейчас я из тебя евнуха делать буду. Ты у меня мигом не только по-русски заговоришь, но и по-польски.

– Нет, не надо, буду говорить, – почти без акцента прохрипел побледневший бек.

– Вот это другое дело. – Князь вложил саблю в ножны, взглянул на Бордака. – Видишь, Михайло, сразу заговорил.

– Посмотрим, что скажет. Кто ты и зачем стоял здесь?

– Я Кулчукбек, родственник Теребербей-мурзы. Оставлен здесь после переправы у Сенькина брода, охранять этот перелаз.