– Ничего… Я сделал все, что смог! Теперь я свободен… – и Нервный похлопал себя по карману с деньгами. Хотя солнце еще не окончательно скрылось за горизонтом, и света во дворе было предостаточно, в комнате становилось все темней и темней. Тьма выползала из затянутых паутиной углов, растекалась по потрескавшимся стенам и уже подбиралась к небольшому пяточку света у лампы.
За спиной Нервного тень сгустилась и отделилась от стены.
– Я сделал все, что вы сказали, все что… э… вы велели, – прошептал Нервный, с ужасом вслушиваясь в наступившую тишину.
И действительно, еще секунду назад за окном щебетали, радуясь наступившей прохладе птицы, где-то наперебой лаяли собаки, стрекотали, предчувствуя ночную прохладу цикады. Но все эти звуки мирной вечерней окраины вдруг разом заглохли, смолкли словно захлебнулись, утонув в бездонном омуте мертвой пустоты.
– Мы знаем… – прошлогодними сухими листьями, гонимыми ветром по промерзшему асфальту, прошелестел знакомый голос. – Ты хорошо служил нам.
– Да! Да! Спасибо! – быстро забормотал Нервный.
– Спасибо? Хм… Ты имеешь в виду: «Спаси бог»? Поясни, какого именно бога ты просишь о спасении?
Тьма за спиной Нервного рассеялась, но тут же сгустилась напротив, там, где недавно сидел Холеный.
– Что? – замер и почти перестал дышать Нервный. – Какого бога? Э… никого…
Тьма уплотнилась, сжалась и приобрела форму сидящего за столом человека. Но форма не была стабильной. Она плыла и вибрировала, словно множество сущностей и образов безуспешно пытались удержаться в одной точке пространства.
– Ты боишься? – прошелестела тьма, и Нервный увидел сразу несколько лиц, перетекающих из одного в другое. И эти лица не были человеческими.
– Да… Я сделал все, что вы велели!
– Хорошо! – сказала Тьма. – Ты передал Керуба тому, другому?
– Да!
– И ты получил за него плату?
– Да!
– Хорошо… – тьма вдруг почти стабилизировала свою форму и Нервный увидел перед собой печальное лицо юной девушки. С одной стороны, оно не было реальным, так как было соткано из дрожащего черного тумана, а с другой стороны, поражало своей детализацией. Виден был даже маленький шрам у нижней губы.
– Хорошо, – прошептала девушка из тьмы. – Теперь ты получишь награду от нас. Ты ее заслужил.
И она улыбнулась. Кончик языка вдруг хищно по-змеиному прошелся по верхней губе и скользнул на нижнюю там, где шрам.
– Спасибо… – осипшим голосом сказал Нервный, – Я рад служить вам! Без награды… Мне уже достаточно той, что я получил!
Лицо девушки во тьме дрогнуло, завибрировало и вдруг постарело.
– Не думаешь ли ты, что мы предлагаем награду незаслуженно?
– Нет! Что вы, нет! Я хотел сказать… Я предан вам! Всей душой!
– Душой? Ерунда. Что такое душа? Пустое место! Предан ли ты телом!
– Да! Да! Телом!
– Хорошо! Жаль нам не нужно твое тело.
Тьма колыхнулась и разом рассеялась.
В комнате снова сделалось светло, и мир за окном вновь наполнился звуками летнего знойного вечера.
Нервный несколько секунд сидел без движения, словно вслушиваясь в стрекот цикад, пение птиц, крик невесть откуда взявшегося петуха.
Затем он встал, взял стул, на котором только что сидел за ножку, и изо всей силы ударил его о стену. Старый стул разлетелся вдребезги. Нервный с испугом посмотрел на оставшуюся у него в руках ножку. Один ее конец расщепился и выглядел остро и опасно.
– Не надо… – прошептал Нервный.
Его рука вдруг стала медленно подниматься. Пальцы, сжимающие ножку, побелели от напряжения.
– Вы обещали… Вы…
Лицо Нервного исказилось судорогой. Рот открылся, но говорить уже больше не мог. В зрачках отразился последний огненный отблеск нырнувшего за горизонт солнца.
Стало опять тихо.
И в наступившей тишине Нервный изо всех сил всадил деревянное острие себе в живот.
Холеный вел машину быстро и уверенно. Он уже давно покинул заросшие тополями окраины и теперь мчался сквозь полыхающие огнями улицы большого города. Настроение было прекрасным. Бесценная реликвия, украденная в 2011 году из Каирского Национального музея, найдена, упакована и обещает хорошую прибыль. В предвкушении прекрасного завершения трудного дня Холеный стал негромко напевать себе под нос, вторя гремящей из динамиков песне.
Но даже если бы он не пел, даже если бы выключил музыку, даже если бы смолкли все звуки шумного ночного города, он все равно бы не смог услышать, исходящий от кейса высокий вибрирующий звук. Услышать его могла лишь кошка. Но кошки здесь не было. Она сидела на ветке старого тополя и равнодушно щурилась на плывущую по небу кроваво-красную луну.