Конец хазы

Кто-то закричал позади него:

- А, фай, здравствуй! Ну что, отдышался?

Пятак подбежал к окну, глянул и отскочил назад в ту же минуту.

- Вот тебе, баунька, и Юрьев день, - проворчал он, - чуть ли не целую бригаду притащили, бездельники!

- Это вы о чем... говорите? - пробормотал Пинета.

Он говорил как будто про себя, но Пятак услышал и обернулся.

- Что брат!! Амба! Амба, братишка! Пой отходную! Гореть!

И в подтверждение того, что дело - амба, что придется гореть, пуля с треском ударила в оконную раму.

- Шалишь, лярва, - яростно ворчал Пятак, тоже как будто про себя, - не дадимся, елды! Не возьмешь!

Он схватил с кровати подушку и заткнул ею еще раньше выбитое пулей окно.

Бережно вытащив из кармана обойму от браунинга, он принялся вщелкивать в нее патроны.

Набив обойму, Пятак стал на колени перед окном и приподнял снизу подушку.

Подоконник служил ему опорой, он просунул браунинг между подушкой и рамой и начал ту работу, которую каждый налетчик считает нужным выполнить перед смертью.

Пинета творил свой намаз и думал: "Бригада... Наверное, угрозыск".

Он написал на стуле - угрозыск - и прочел назад - ксызоргу.

- А налетчиков? Один, два, три, много четыре. Плохо!

Пятак отстреливался; глаза у него заблестели, волосы свалились на лоб; он стрелял из браунинга; запасный ноган торчал у него из кармана штанов.

"Плохо, - думал Пинета, - убьют! Вот сволочи! Бригада! Все на одного, один на всех!"

Он кое-как встал, подошел к Пятаку сзади и положил руку на плечо:

- Послушай, - сказал Пинета довольно тихим голосом, - дай-ка мне второй револьвер! Чорта ли они на нас целой бригадой нападают!

Пятак обернулся к нему и рассмеялся, несмотря на то, что пули били вокруг него в стену одна за другой.

- Фай, честное слово, - вдруг весело закричал он, - я говорил, что фартовый парнишка!

Пуля со звоном ударила в раму, и новое, верхнее стекло посыпалось в комнату.

Пятак отбежал, вытащил из кармана ноган и протянул его Пинете.

- Помогай, братишка! Да что уж, все равно! Х... на кон, братишка, тут и он - Антон! Гореть!

Пинета заглянул во двор; теперь уже не один, а человек двенадцать в фуражках с красным околышем залегли за камнями, в пустыре, недалеко от остатков кафельной печи, которая как будто молилась день и ночь, подняв к небу обломки труб, похожие на руки.

Только винтовки и фуражки кое-где торчали из-за камней.

Высокий человек в овальной шофферской шапке бегал между ними, распоряжаясь должно быть осадой хазы.

Пинета долго целил в этого человека из своего ногана, но ноган отказывался повиноваться.

Он нажимал курок по-всякому - и указательным, и средним пальцем, и двумя пальцами сразу, - ноган не стрелял, до тех пор покамест Пятак не крикнул, что нужно прежде отвести курок. Пинета отвел курок и снова прицелился в овальную шофферскую шапку.

Рука у него дрожала, он никак не мог навести мушку; наконец навел. Человек в овальной шапке перевернулся на одном месте, упал, тотчас же вскочил и остановился неподвижно, как будто его тут же вбили ногами в землю. Потом снова упал.

Один из милиционеров выполз из своей засады, схватил его за плечи и, опрокинув на себя, потащил в сторону.

На месте шофферской шапки через 2 - 3 минуты появился человек в полной форме милиционера с портупеей через плечо.

- Их тут сколько угодно и еще два, - пробормотал со злобой Пятак.

Пинета в недоумении сел на стул и опустил вниз руку с ноганом.

Кусок штукатурки упал на него и с головы до ног засыпал высохшей известью.

Он озабоченно почистил платье и снова подошел к окну.

- Эй, поберегись, братишка! - крикнул Пятак.

Последние остатки стекол посыпались в комнату.

- Залпом стреляют, бездельники!

Пятак вытянул из браунинга пустую обойму и снова начал набивать ее патронами, которые он тащил теперь прямо из кармана штанов.

Набив обойму, он вывернул карман и яростно сплюнул.

- Пропало наше дело, братишка! - крикнул он Пинете. - Во, брат! - он повертел в руке обойму, - последняя!

- Наплевать, отобьемся, - отвечал Пинета, не вставая, впрочем, со стула и даже не поднимая руки с ноганом. Все это - и маленькие люди, спрятавшиеся на дворе за грудой камней, и свист пуль, и воронки на стенах, и Пятак, вщелкивающий патроны в обойму, - казалось ему какой-то игрою - в хоккей или другой игрой с замысловатым названием, которое он никак не мог припомнить.

- Хо-хо! - закричал Пятак с восхищеньем, - отобьемся? Ого! Вот так парнишка! Отобьемся, говоришь? Отобьемся, так отобьемся!

Тут же он со злобой скривил губы, быстрым движеньем подтянул штаны и огляделся вокруг себя почти с отчаяньем; бежать было некуда.

Оставалось одно: снова стать на колени перед окном, просунуть браунинг между подушкой и рамой и до последнего патрона делать ту работу, которую каждый хороший налетчик считает нужным сделать, прежде чем сгореть и закурить свою последнюю папиросу.

--------------

Барабан и Сашка Барин отстреливались от мильтонов со стороны Бармалеевой.

Комната, которую Барабан назвал столовой, ничем не напоминала столовую; даже обеденного стола в ней не было.