Читаем Конец карнавала полностью

<p>1</p>Вот и пролился ливень прямо на март,прямо на ласточек, реющих в струях,и опять у меня на столе — солёное море.Всё именно так, как задумали волны.Именно так всё было и будет.Всё будет именно так, но, незримый,я однажды уже не смогу возвратиться.Не вернутся глаза мои, мысли, ладони,заплутавшие в истинной тьме.<p>2</p>С этого митинга, на который собралась уйма народу,то один, то другой уходил в темноту не прощаясь.Собственно, именно так и бывает после собраний:тают слова, расплываются лица и судьбы,и каждый уходит сам по себе, своею дорогой,и каждого эта дорога приводит на родину небытия.<p>3</p>Конец карнавала… Ливень над Исла Негра,ливень над месивом тишины и над пеной,искрящейся полюсом соли.Всё захлебнулось и замерло, кроме свечения моря.Куда мы идём? — бормочет затопленный мир.Кто я такая? — впервые спросила водоросль.И волны одна за другой отвечают:в ритме падений и взлётов — начало, и гибель, и возрожденье,движение — горькая истина жизни.<p>4</p>Необитаемые стихи на стыке осени и неба;поэзия без пассажиров и транспортных расходов.Хочу, чтобы строфы мои обезлюдели хоть на мгновенье.Не видеть бы на пустынном песке отметин, оставленныхчеловечеством:мёртвой бумаги, следов босоногой толпы,—пусть останется только туман, матовый марти в бреду голосящие птицы:буревестники, пеликаны и чайки —крылатая соль и протяжныйхолодный ветер,и, прежде чем задуматься и забыться,прежде чем извести своё время на дело,остаться бы наедине с одиночеством моря,лицом к лицу с мокрым мартом и умираньемлоснящегося лета; увидеть, как зреют кристаллы,как прорастает гранит навстречу безмолвью,как расточает себя океан, не убывающий в силе и сини.<p>5</p>Всю-то свою жизнь мы спрашиваем: сколько?С пелёнок читаем это «сколько» у родителей в глазах,на губах и в ладонях: сколько стоит то,сколько это, сколько за землю, за кило хлеба,сколько за лучистый виноград, сколько за башмаки.Сколько я вам за это должен? Припоминаю:мы нарядились в улыбки,а родители, робея в своей перелатанной одежде,всё не решались войти в магазин, во врата страшного храма…Да и потом, много позднее, было не лучше.<p>6</p>Эстеты не любят нравоучений. Мораль умерла,сгинуло время, когда стихи учили людей человечностии озаряли душу вспышкой фиалки.Поэтому я отвечаю только на два вопроса: на «где?»и «каким образом?».А между тем везде и самым страшным образоммир истекает кровью, вопрошая:сколько? И зреют зёрна яростипод этом «сколько?» на всех языках.Если останусь я и теперь в стороне,то окончательно стану старой, заигранной скрипкой,трубадуром, предавшим сомненье и правду.<p>7</p>Долг, натуральный, как кровь, хлещущая из раны,и даже желанный, как в конечном счёте желанен свежий ветер,делает нас бойцами, учит командному голосу и строевомушагу, но всё же как нежно, с какой неизреченной тоскойзовут нас к себе стол, скатерть и ложка,и в самый разгар войны нам чудится звон стаканов.Но нет нам пути назад! Мы это выбрали сами:на чаше весов лежала всей тяжестью наша совесть,и только она предрешила веское наше решенье.Мы собственным светом торили эту дорогу.А ныне люди идут по мосту, наведённому нами,и в этой нехитрой гордости — вся наша жизнь,торжество продуманного рассвета.<p>8</p>Конец карнавала… Время воды и дождя.Бурлят подземные реки Чили,буравят днища вулканов,вгрызаются в кварц и золото, размывают пласты тишины.Подземное море покуда не ведает о человеке.Мы говорим «Мыс Горн», мы говорим «океан»,но эта священная влага покуда не осквернена:мы не сумели и там водрузить свои магазины,машины и шахты, и национальные флаги.Бушуют вольные воды,бурлят, и буравят, и моют,и отмывают от наших следовкамни, песок, останки, ржавую утварь.Не истощается это кровавое пламя,не превращается в прах и золу.<p>9</p>Полночь похожа на воду: она умывает небо,острой струёй падает в омуты снов.Полноводная полночь,упругая звёздная влага,онауносит останки скончавшихся дней.В небе звёздной метельюмечутся корни ночи,а здесь, на дне, среди насколышется частая сеть —её сновиденья и тени.Водой, сном, голой правдой,камнем и мглоюмы стали уже или станем.Ночные тени, мы в темнотепьём неразбавленную ночь.При разделе земли нам достался каменьнашего очага, и, когда мы решили,что пора вынимать хлеб из печи,в печи оказалась мгла.Мыподеленыжизнью,нас расчленила ночь,рассекла пополам, пополам вразумила,вот мы и бродимв потёмках по свету,навылет пронзённые звёздами.<p>10</p>Унесённые ветром любимые лица,родные, развеянные по лазури,по тверди, выстеленной тишиной.С вашим последним вздохом осыпался колос,и нам показалось, что мы умираем с вами.Теперь мы живём рядом со смертьюи слушаем, как осыпается колос,как падают зёрна:продолжается цикл бытия.И вдруг за столом недочтёшьсясамых любимых: и ждёшь их,и больше не ждёшь, потому чтотакова смерть:она подступает к каждому стулу, и вотон опустел, и умер бедный Альберто,и к деду ушёл, не прощаясь, отец.<p>11</p>Давайте вернём потерянный день!Не надо опять заводить пружину каждого часа:просто вспомним солнечный луч и лазурьда ещё апельсины.В конечном счёте от полной охапки подробностейвсё равно остаётся толькоскомканный лист бумаги,который покатится вдоль по песчаному пляжупрямо в зубы холодной зиме.В конце концов забываются листья,но держится в памятизелёный запах леса и влажная дрожь ветвей.Во мне и сейчас ещё бродит давний настой рощи,и гудит в излучинах вен голубая листва.Но разве припомнишь день или час? Куда там!Подводят числа и годы, а месяцысмыкаются сзади таким лабиринтом,что Апрель и Октябрь начинают звучать,как удары камня о камень.В одну корзину можно сложить все яблоки жизни,в один-единственный невод — всё серебро рыбы,покуда холодное лезвие ночи взрезает закатуходящего дня, который, что б ни случилось,проснётся наутро — если мы сами проснёмся.<p>12</p>Белая пена. Осень на Острове. Вижу,как трудятся волны, как рушатся белые гребни,расплёскивая расходившийся океан.Сонное небо прорезано плавным пареньемжреческих птиц.А мир полонит желтизна.Линяет месяц, густеет рыжая гривачилийской океанической осени.Меня зовут Пабло,и я всё такой же.Есть у меня и любовь, и долги,и долгая смута сомнений,есть у меня безбрежное море со множеством слуг,которые движут упорно волну за волной.Я различаю во мгле ураганастранные страны.Из моря я вышел и в море вернусь.Мне известнынаречия рыбьих костейи акульего зуба,озноб океанских широт,и алая кровь коралловых рифов, и тихийсон голубого кита…Потому чтоя много бродил по земле, по равнинам и поймам,но всегда возвращался назад…И иначе —что бы я смог рассказать без этих корней?<p>13</p>Что бы я смог рассказать, не ступая по глине?С кем бы я разговаривал, не понимая дождя?Поэтому там, где я был, меня никогда не бывало,и, куда б я ни плыл, я плыл по дороге домой.Я не просил у заморских диковин портретов на память.Я всюду пытался упрочить первоосновукамня отчизны —по праву, без права, быть может, бредово,со злостью, с расчётом, — всегда и вездевникал в тигровые зарослии в переполох муравейника… Вот почему,когда увидел я всё, что увидел,когда перетрогал я землю и грязь, камни и пену,а также зверей, узнававших меня по шагам и по слову,и листья лиан, целовавших мне губы, —я тихо разделся при свете и молвил: я здесь,и руки свои тяжело опустил в океан.И когда всё вокруг на земле оказалось прозрачно,в ней, в земле, успокоился я со спокойной душой.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Партизан
Партизан

Книги, фильмы и Интернет в настоящее время просто завалены «злобными орками из НКВД» и еще более злобными представителями ГэПэУ, которые без суда и следствия убивают курсантов учебки прямо на глазах у всей учебной роты, в которой готовят будущих минеров. И им за это ничего не бывает! Современные писатели напрочь забывают о той роли, которую сыграли в той войне эти структуры. В том числе для создания на оккупированной территории целых партизанских районов и областей, что в итоге очень помогло Красной армии и в обороне страны, и в ходе наступления на Берлин. Главный герой этой книги – старшина-пограничник и «в подсознании» у него замаскировался спецназовец-афганец, с высшим военным образованием, с разведывательным факультетом Академии Генштаба. Совершенно непростой товарищ, с богатым опытом боевых действий. Другие там особо не нужны, наши родители и сами справились с коричневой чумой. А вот помочь знаниями не мешало бы. Они ведь пришли в армию и в промышленность «от сохи», но превратили ее в ядерную державу. Так что, знакомьтесь: «злобный орк из НКВД» сорвался с цепи в Белоруссии!

Алексей Владимирович Соколов , Виктор Сергеевич Мишин , Комбат Мв Найтов , Комбат Найтов , Константин Георгиевич Калбазов

Фантастика / Детективы / Поэзия / Попаданцы / Боевики