Конец игры

Петер Славик совершил преступное действие в форме ПОСОБНИЧЕСТВА И СОКРЫТИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ (наказуемое лишением свободы вплоть до пяти лет), так как содействовал виновнику преступления сокрытием фактов, содержавших существенные обстоятельства, с целью дать ему возможность избежать наказания, равно как и тем, что умышленно и безотлагательно не сообщил прокурору или органам безопасности о совершенном преступлении, но поскольку действия свои сообразовывал с тем, что сообщением о преступлении подверг бы опасности лицо, ему близкое, не подлежит уголовному преследованию.

Уголовное преследование Петера Славика, подозреваемого в убийстве его жены Гелены Барловой, было прекращено без выдвижения обвинения, так как на основании признания его матери и на основании его собственных показаний, которыми он достоверно подтвердил факты, содержащиеся в признании матери, подозрение оказалось недостаточно обоснованным. Расследованием было установлено, что Петер Славик НЕВИНОВЕН!

Да, я подтвердил ложное признание матери. Но в состоянии ли капитан понять, какие муки я испытывал, когда мать закончила свои показания? Нет! Нет! Я не трусил! Я горько рыдал про себя, но, когда перехватил ее взгляд — властный, но при этом и умоляющий, — я с облегчением принял роль, на которую она обрекла меня, — роль труса. Да, я согласился, это так. И когда, сгорая от стыда, склонил голову, вероятно, выглядел бесконечно удрученным. И это была правда: и стыд, и удрученность подавили меня. А мать была счастлива. Счастлива и горда. За меня. Что я не предал ее. Что не разочаровал ее. Что я выдержал. Она словно бы говорила, глядя прямо мне в глаза, я свое уже сделала, теперь очередь за тобой. И я выдержал. У детей тоже есть обязательства перед родителями, не так ли? Я выдержал и буду держаться до конца! Я не обманул ее надежд.

Он прошелся ладонью по своему бледному, костистому лицу, ощутил густую, колючую щетину. Надо побриться, подумал он. Но когда поглядел на себя в зеркало, извилистый, фиолетовый шрам на левой щеке, налившийся кровью, вызвал в нем такое отвращение и чувство унижения, словно его хлестнули кнутом. По телу прошла судорожная дрожь, и он вдруг принял решение: отпущу бороду.

Вспомнил свою последнюю встречу с капитаном Штевуркой.

Тогда они едва ли не столкнулись в дверях Дворца правосудия.

Пожалуйста.

Нет, нет, проходите, я потом.

Нет, прошу вас.

Пожалуйста, вы.

Вы же старше, у вас преимущество.

Да, я старше, но вы… так сказать… удачливей меня.

Славик уж было собрался пройти в дверь первым и тем самым покончить с этим смешным пререканием, но последние слова капитана насторожили его, обеспокоили, взбудоражили.

Вы все еще, кажется, мне не верите, сказал Славик и пожал плечами. Ничего не поделаешь. Если вы продолжаете считать, что я лгу, пожалуйста, не стану вас больше разуверять. Славик коротко засмеялся: Каждый волен упорствовать в своем заблуждении, если это доставляет ему — он помолчал и затем иронически добавил — моральное удовлетворение.

Не пойму, почему вы такой… так сказать… язвительный. Капитан хрипло откашлялся, вытащил носовой платок и сплюнул в него густую слюну. От этого чертова курения, объяснил он, как бы извиняясь. Бронхит курильщика, что-то вроде того говорил мне врач. Надо бы бросить, как вы считаете? Отвратительно, не так ли?

Что вас гложет? Что правда оказалась иной, чем вы ее выстроили? Понимаю вас. Я тоже не люблю признаваться в своих ошибках.

М-да, гложет, кивнул капитан. Будто из-за вас я нажил язву желудка.

Боюсь, не смогу в этом деле помочь. Вероятно, вам придется самому выходить из положения.

Да, конечно. Каждый должен сам справляться со своими проблемами. Я со своим желудком, а вы… со своей совестью.

Вы ставите мне в вину, что я не хотел обличить собственную мать? — спросил Славик вызывающе.

Капитан засмеялся с выражением искреннего удивления. Как так? Вы же обличили ее!

Славик прикусил нижнюю губу: Если не ошибаюсь, я уже не обязан выслушивать ваши оскорбления.

Капитан поглядел на него, не произнося ни слова; в его взгляде отражалось нескрываемое презрение.