Конец черного темника

   — О «царь правосудный», не зря взявший себе это имя, ведаю я, что тебе приятно будет послушать строки о «блаженной обители» — горе Высокой Харе, на которую могут попасть живыми лишь боги и самые выдающиеся и справедливые герои... Слушай, о великий, слушай священный гимн! — снова начал говорить прорицатель и маг. — На светящейся Высокой Харе нет ни ночи, ни тьмы, ни холодного ветра, ни знойного, ни губительных болезней, ни созданной дайвами[71] скверны, и не поднимается туман от Высокой Хары... У подножия Высокой Хары лежит море — «зрайа» — по имени Воурукаша, имеющее широкие заливы, могучее, прекрасных очертаний, глубокое, с далеко простирающимися водами. В него низвергается с вершины Хары бурный поток Ардви. Посреди моря есть чудесный остров, где живут священные животные и растут диковинные растения и туда слетаются чудесные птицы. А люди живут прекраснейшей жизнью. Там мужчины и женщины, самые лучшие люди...

Дарнаба взглянул на Мамая и увидел в его глазах слёзы: «Вот оно, азиатское лицемерие...» — подумал, и рука невольно потянулась к рукоятке кинжала, висевшего на поясе.

   — Кто же создал эту обитель? — подал голос из угла пещеры повелитель.

   — Давным-давно это было, когда всей землёй правили первоцари. И был среди них Йима, подобно солнцу зовущийся «сияющий». Когда он приносил жертвы богу-творцу Ахурамазде, то молил, чтобы не было в его царстве ни болезней, ни голода, ни жажды, ни старости, ни смерти, чтобы всегда пятнадцатилетними по облику ходили отец и сын, чтобы не было созданной дайвами зависти. Тысячу лет правил на земле блистающий Йима. Но лишь незадолго перед его смертью внял бог Ахурамазда и создал эту «блаженную обитель»...

   — В какой стране находится эта обитель? — снова вопросил повелитель, заворожённый рассказом иранца.

   — А находится она в стране, где стоит суровая, гибельная зимняя стужа. «Эта страна — сердце зимы». Так повествует «Авеста».

Маг и учёный кончил рассказ, и в пещере на миг воцарилась тишина, лишь нарушаемая потрескиванием в огне поленьев. Вдруг «царь правосудный» вскочил из-за столика, взмахнул рукой и воскликнул:

   — Я так и знал, что она должна быть там, эта обитель, прорицатель Фериборз. Она должна находиться у русов...

   — Великий, — склонил голову Фериборз и скрестил на груди руки. Снова изящный перстень со львом, впаянным в ободок, приковал взор Дарнабы. — Я знаю, о чём ты думаешь... И я отвечу на мучающий тебя вопрос... Ты взойдёшь, о справедливый герой, на золотую вершину Хары. Ты сам создашь подобно сияющему Йиму свою священную обитель. И она должна быть там, где живут русы...

Прорицатель взял в руки посох, прислонённый к стене, и сказал:

   — Видишь, он похож на посох русских монахов. Но он не станет твоим проводником в эту обитель. Наоборот — препятствием... Но ты сделаешь так, как сделаю сейчас я, — Фериборз поднёс посох к волосатой, тёмной от загара груди и переломил его.

Снова на его пальце ослепительно сверкнул перстень...

   — А теперь, дорогие гости, я всё-таки угощу вас сомой…

— Спасибо, Фериборз, в другой раз. Ты и так сегодня доставил мне неслыханную радость. И если я достигну того, что задумал, в моём царстве ты будешь, Фериборз, после меня первым человеком.

Всю дорогу до ханского дворца Дарнаба раздумывал над тем, что увидел и услышал в пещере скалистого утёса на правом берегу Итиля.

«Сома... И давно ли Мамай пристрастился к этому напитку? И почему иранец так назвал его. Ведь в «Авесте» он зовётся хаумой... — Дарнаба вспомнил строки священных иранских гимнов: — Я призываю исцеление тобой, о золотистый хаума, — силу, победоносное исцеление, энергию для тела, всестороннее знание... — О хаума-царь, продли нам сроки жизни, как солнце весенние дни. Продли нам жизненный срок, о хаума, чтобы мы жили.

Хаума-сома, — гадал Дарнаба, — сок, обладающий сильными наркотическими свойствами, приводящими человека к галлюцинациям, бессознательному состоянию... Сомой зовут его индийские жрецы. Они принимают его во время пения священных заклинаний — мантров. Сома — отец гимнов, владыка песни: опьянённый им подобен певцу — пребывая в экстазе, он одновременно и чародей, знающий силу божественных заклинаний.

Сома — это процветание и свет, сура[72] — несчастье и темнота. Ведь почти такими словами укорял меня в пьянстве Мамай, словно уподобляясь индийским жрецам...