Конец!

Бодлеры обернулись и увидели в темноте крошечный, но очень яркий огонёк, который быстро приближался, словно катился, с западной стороны. Сначала огонёк казался просто светлячком, метавшимся по отмели, но потом дети поняли, что это фонарик, а вокруг него жмутся друг к другу несколько фигур в белых одеяниях, осторожно пробираясь между обломками. Свет фонарика напомнил Клаусу о том, как он проводил ночи дома, в бодлеровском особняке, читая под одеялом, а снаружи, в темноте, слышались таинственные звуки, которые, как уверяли родители, производил ветер даже и в безветренные ночи. Бывало, утром в комнату приходил отец, чтобы разбудить Клауса, и заставал его спящим с фонариком в одной руке и с книгой в другой. И сейчас, по мере того как огонёк приближался и приближался, среднему Бодлеру вдруг почудилось, что это его отец спешит им на помощь. Но разумеется, это был не отец. Фигуры дошли до книжного куба, и дети разглядели лица двух островитянок: фонарик держала Финн, а Едгин несла большую закрытую корзинку.

— Добрый вечер, Бодлеры, — сказала Финн. В неясном свете она выглядела ещё моложе.

— Мы принесли вам поужинать. — Едгин протянула корзинку детям. — Мы беспокоились, что вы, наверно, очень проголодались.

— Очень, — призналась Вайолет.

Бодлерам, конечно, подумалось, что лучше бы островитянки выразили свою обеспокоенность при Ишмаэле и при всех остальных, когда колонисты решили бросить детей на прибрежной отмели. Но Финн открыла корзину, дети вдохнули запах привычного обеда — лукового супа — и решили не смотреть дарёному коню в зубы, что в данном случае можно истолковать как «не отказываться от горячей пищи, как бы ни были они разочарованы в дарящих».

— А на нашу приятельницу хватит? — спросил Клаус. — Она пришла в сознание.

— Рада это слышать, — отозвалась Финн. — Тут на всех хватит.

— При условии, что вы сохраните в тайне наш приход, — добавила Едгин. — Ишмаэль может счесть наш поступок неуместным.

— Меня удивляет, что он не запретил пользоваться фонариками, — заметила Вайолет, когда Финн протянула ей раковину с дымящимся супом.

— Ишмаэль ничего не запрещает, — отозвалась Финн. — Он не заставлял меня выбросить фонарик, а только предложил, чтобы я бросила его на сани, которые козы отвезут в чащобу. Но вместо этого я потихоньку сунула фонарик в карман, а теперь мадам Нордофф тайно снабжает меня батарейками — за то, что я втайне учу её петь по-тирольски. Ишмаэль считает, что пение по-тирольски может испугать островитян.

— А миссис Калибан потихоньку дала мне эту корзинку, — добавила Едгин, — в обмен на то, что я тайно научила её плавать на спине. Ишмаэль считает, что плавать на спине не принято.

— Миссис Калибан? — раздался в темноте голос Кит. — Миранда Калибан здесь?

— Да, — ответила Финн. — Вы её знаете?

— Я знаю её мужа. Мы с ним сражались бок о бок во время великой схватки. Мы и сейчас большие друзья.

— Должно быть, у вашей приятельницы после тяжёлого путешествия в голове что-то перепуталось. — Едгин встала на цыпочки и протянула Кит раковину с супом. — Муж миссис Калибан несколько лет назад погиб во время шторма, который вынес её на этот остров.

— Этого не может быть, — возмутилась Кит, протягивая руку и принимая раковину. — Я только на днях пила с ним кофе по-турецки.

— Миссис Калибан не из тех, кто любит секретничать, — заметила Финн. — Поэтому она и живёт на острове. Это безопасное место, вдали от вероломного мира.

— Энигморама, — выпалила Солнышко, ставя свою раковину с остатками супа на песок, чтобы поделиться с Невероятно Смертоносной Гадюкой.

— Сестра имеет в виду, что этот остров полон тайн, — объяснил Клаус, с тоской думая о своей записной книжке и обо всех содержащихся в ней тайнах.

— Боюсь, придётся обсудить ещё одну тайну, — сказала Едгин. — Выключи фонарик, Финн. А то, чего доброго, увидят с острова.

Финн кивнула и выключила свет. Бодлеры в последний раз на миг увидели друг друга, прежде чем их поглотила темнота, и с минуту все стояли молча, как будто страшась заговорить.