Кондратий Булавин

Булавинцам на первых порах удалось потеснить слободских, но вступила в дело пехота полковника Гулица и, не выдержав солдатской атаки, булавинцы подались назад.

Семен Драный послал есаула Федора Задорного к стоявшим в засаде запорожцам.

— Ломят нас, атаман… Подсоба твоя нужна! — сказал есаул, подскакав к грузному и усатому запорожскому атаману Тихону Кардиаке.

— А чи ни рано, сынку? — спросил тот.

— Пора. Иначе совсем сбить могут.

Кардиака, покрутив усы, повернулся в седле, произнес отрывистую команду и, легко выхватив из ножен саблю, тронул шпорами коня.

Запорожцы врезались в охватку. Булавинцы приободрились. Но в это время с флангов вдруг ударили на них драгуны, а перед запорожцами, прорвавшими поредевшие шеренги пехоты Гулица, оказались новые плотные ряды солдат, которые встретили сечевиков дружными залпами мушкетов.

Произошло то, чего булавинцы не ожидали. Гаврила Кропотов успел соединиться с Шидловским. А последний, проведав о запорожской засаде, нарочно для такого случая приберег свежие, боевые кропотовские полки.

Теперь исход сражения быстро определился. Булавинцев сбили, смешали, стали теснить к лесу, где находился их обоз.

— Браты, браты, вольность свою продаете! — задыхаясь, кричал Семен Драный, пытаясь остановить отступающих казаков. — Опомнитесь! Не уступим слободским казацкую землю! Постоим за правду, браты!

Но тщетны были усилия, направленные к тому, чтоб остановить, привести в порядок разрозненное войско. Драгуны и солдаты наседали, рубили, кололи. Булавинцы бежали в лес, переправлялись через Донец. Семен Драный, видя полный разгром своего войска, с безумной отвагою и яростью бросился в бой и пал под ударами озверевших карателей.

К рассвету вся местность у Кривой Луки, и лесные дороги, и балки, и берега Донца были устланы трупами. Булавинцы, которым удалось спастись, присоединились к Никите Голому и Беспалому[29].

А запорожцев постигла жестокая участь. Они, отступив, заняли Бахмут, полагая отсидеться за деревянными его стенами. Они не знали, что бригадир Шидловский поклялся не оставить камня на камне от воровского гнезда, как именовал он ненавистный издавна Бахмут. Запорожцы не успели приготовиться к обороне, как подошли посланные Шидловским войска и с ходу овладели городком.

Шидловский в тот же день писал вышнему командиру:

«Бахмут выжгли и разорили, и посланные наши возвратились в целости. В том воровском собрании было запорожцев полторы тысячи человек. Есть нам что и не без греха, сдавались они нам, еднак в тому гаму нам не донесено, восприяли по начинанию своему».

V

Более всего черкасским заговорщикам досаждала булавинская охрана. Зерщикову удалось соблазнить, вовлечь в заговор есаулов Степана Ананьина и Карпа Казанкина и еще нескольких охранников из низовых зажиточных казаков, однако большая часть охранников, подобранных самим Булавиным, была, безусловно, преданна ему и неподкупна. И они не только оберегали Кондратия Афанасьевича от возможных покушений, но по его приказу следили за всем, что делалось в Черкасске и ближних станицах. По их доносам были высланы в верховые городки многие казаки, кто неодобрительно отзывался о войсковом атамане, и, легко могло случиться, охранники добрались бы до заговорщиков.

Булавин, если не знал, то, вероятно, подозревал существование тайного заговора, стал чрезмерно осторожен, готов был дать веру любому намеку на неблагонадежность того или иного станичника. Недавно один из подгулявших охранников болтнул, будто атаману «все недруги тайные ведомы и будет им в скорых числах казнь».

Зерщикова начал одолевать страх. С каждым днем становилось все трудней сочетать обязанности наказного атамана с опасными заговорщицкими делами. Необходимо действовать, иначе можно потерять голову.

Зерщиков созвал наиболее видных заговорщиков, среди которых находились старшины Василий Поз-деев, Петр Турченин и Иван Юдушкин, Тимофей Соколов, и Степан Ананьин, и Карп Казанкин.

Иван Юдушкин, высокий, тощий и лысый казак, сказал:

— Ныне в Черкасском ради воровского похода на Азов тысячи за три голытьбы отовсюду прибилось, и ежели умысел наш против Кондрашки откроется, та голытьба нас побьет…

Василий Поздеев, возвращенный недавно по просьбе Зерщикова из ссылки, добавил:

— Знатно бы ту бездомную голытьбу борзей под азовские пушки послать…

Петр Турченин, издавна недолюбливавший Поздеева, не удержался от ядовитого напоминания:

— Весной-то сам ты их кликал сюда, дорогу казал…

Зерщиков сурово перебил:

— Нечего старое ворошить. Не один Василий, все кругом виноваты. Да кто гадал о таком великом разорении и напастях казачеству?

— Впредь наука домовитым, — вздохнул Юдушкин, — не вяжись сапог с лаптем.

— Сие верно, — ухмыльнулся Тимофей Соколов, — только не о том гутарить мы собрались… Как наш умысел исполнить и вора схватить? — Он быстро всех оглядел и, чуть понизив голос, продолжал: — Мыслю я, казаки, нужно первей всего с тем войском походным под Азов послать поболее своих, дабы смуту учинить среди воров, когда ударят пушки… и в тот удобный час, собрався купно, все сотворить…