Кондратий Булавин

«Украинский бунт становится опасным. Глава мятежников Булавин, казнив атамана донских казаков, принудил жителей, выбрать себя на его место и известил царя об этом избрании, извиняясь, что решился на такое «справедливое дело», как он выражается, без ведома Его Величества, в уверенности, что Государь одобрит его, когда узнает, почему он так действовал. Булавин не признает мятежниками ни себя, ни своих сообщников, указывая на то, что они не коснулись царских доходов или чего-нибудь, принадлежащего казне, напротив допустили свободную отправку всего казенного добра в Москву. Они желают жить мирно, пользуясь старинными вольностями, и очень удивляются, зачем царь высылает войска против своих верноподданных, тем более, что из этого ничего не выйдет, так как с Булавиным тридцать шесть тысяч человек и он с божьей помощью состоит в союзе с башкирами, которые снова взялись за оружие. Если же Булавину не позволят жить мирно, он со всеми приверженцами грозит уйти с Дона и поселиться на какой-нибудь новой реке. Этим он, надо полагать, намекает на намерение уйти к татарам кубанским, проживающим под покровительством Высокой Порты. Многие думают, что царь, ввиду настоящих обстоятельств, даст свое согласие на все и уступит требованиям Булавина».

Английский посланник. Чарльз Витворт был превосходно обо всем осведомлен, и его донесение, несмотря на отдельные неточности, верно определяет отношение царя Петра к отпискам Булавина.

Узнав в середине мая от азовского губернатора, что Булавин, взяв Черкасск и казнив старшин, заявил, будто «ничего противного государю не умышляет», и послал особую оправдательную отписку в Москву, царь Петр в письме к Меншикову высказался так:

«…Однакож чаю сие оный дьявол чинит, дабы оплошить в Азове… Сему в подкопе лежащему фитилю верить не надобно; того ради необходимая мне нужда месяца на три туда ехать, дабы с помощью божией безопасно тот край сочинить, понеже сам знаешь, каково тот край нам надобен, о чем больше терпеть не могу».

Но в конце мая, получив две собственноручные отписки Булавина, царь начал сильно колебаться… Покорность, изъявляемая в отписках, Петра, конечно, никак не убедила, знал он цену казацкой покорности, зато настораживало твердо выраженное Булавиным намерение уступить Дон и переселиться на иную реку, если царь пришлет войска и они будут разорять верховые казацкие городки.

Донское казачество охраняло южные границы государства, сдерживало постоянные набеги степных хищников — татар, ногайцев, калмыков. Обнажить южные границы в момент довольно обостренных отношений с Турцией и накануне возможного шведского вторжения… тут было над чем подумать!

А потом еще неизвестно, каковы силы Булавина. Способны ли справиться с ним карательные войска Долгорукого? Петр знал, что Булавин во всяком случае человек недюжинного военного дарования, сумел же он в короткий срок создать целую армию, разгромить соединенное войско Лукьяна Максимова и азовского полковника Васильева и сделаться войсковым атаманом. Петр, называя Булавина «дьяволом», тем самым признавал его ум, твердую волю и силу.

28 мая Петр из Петербурга написал Долгорукому:

«Господин майор! Как к тебе сей указ придет, и ты больше над казаками и их жилищами ничего не делай, а войско сбирай по первому указу к себе, и стань с ним в удобном месте».

В тот же день было отправлено письмо к азовскому губернатору с приказом «казакам ничего не чинить, ежели от них ничего вновь не явится».

Вскоре, однако, Петр понял, что совершил оплошность, против которой сам недавно других предупреждал. Донская либерия, как называли тогда некоторые дворяне донскую власть, возглавляемую Булавиным, ничего доброго для царского правительства не сулила[23]. Булавинцы продолжали мутить народ «прелестными» письмами, собирали и крепили свои силы. Никаким воровским отпискам веры давать нельзя. Донесения об этом поступали отовсюду. И вышний командир Долгорукий, и азовский губернатор Толстой уверяли, что Булавин повинные отписки чинит «под лукавством, понеже ожидает к себе помощников по своим воровским письмам из Сечи». Канцлер Головкин сообщал, что «те воры, опасаясь прихода Вашего Величества ратных людей, являют себя будто с повинною, а по-видимому хотят себе тем отдых получить, дабы вяще усилиться и присовокупить к себе таких же воров».

Петр не знал, еще о падении Царицына, но и того, что знал, было достаточно, чтоб отказаться от мысли о каком бы то ни было перемирии с булавинскими мятежниками.

20 июня Петр отправил Долгорукому новое письмо: