«И как в их казачьи городки приезжал князь Юрья княж Володимеров сын Долгорукой, и в то время… атаман Лукьян Максимов казаку Болдырю давал лошадь, и велел в казачьих городках накликать вольницу убить князя Юрья Долгорукого. И на той лошади тот Болдырь приехав, в Верхнем Кундрючьем городке вольницу накликал. И в их Нижнем Кундрючьем городке тот Болдырь был же и казаков накликал, и его Леонтия для убийства князя Юрья тот Болдырь звал, и он Леонтий сказал, что у него нет лошади, и к их воровству не пристал… Да он же атаман Лукьян Максимов посылал от себя письма в верховые и хоперские городки, чтоб его князь Юрья убить, где изъедут… Да в том же их Кундрючьем городке казаки Авдей Меретин да Аноха Семерников сказывали всей станице, как-де за вором Кондрашкою Булавиным ходил атаман Лукьян Максимов и при них-де тот Кондрашка съехался с ним Лукьяном, и он вор Кондрашка ему Лукьяну говорил, для чего-де ты атаман за ним Кондрашкою в поход ходишь, ты-де велел убить князя Юрья Долгорукого и посылал сам. И по отъезде его князя Юрья из Черкасского он Кондрашка у него Лукьяна был…»
В показаниях Леонтия Карташа никаких примет личной неприязни к войсковому атаману не обнаруживалось, все отличалось полной достоверностью.
Толстой достал платок, вытер выступившую на лбу испарину. Вот оно что! Существовал, стало быть, тайный заговор против Долгорукого, и войсковой атаман, а вполне возможно, и вся войсковая старшина принимали в нем участие, А он-то, азовский губернатор, писал царю, что в убийстве Долгорукого повинны лишь одни беглые. Нет, хотя и страшновато признаваться царю Петру Алексеевичу в оплошке, а, видно, придется… Нельзя иначе. Дело важное, государственное. Пусть сам царь решает, как поступить с изменниками.
На следующий день казак Леонтий Карташ был спешно под конвоем отправлен в Москву. Сопровождавший его капитан Тит Чертов имел при себе собственноручное письмо азовского губернатора на имя государя.
А спустя некоторое время английский посол при русском дворе Чарльз Витворт, касаясь начавшейся донской смуты, писал своему правительству:
«Войсковой атаман письмами подстрекал к бунту и к умерщвлению Долгорукого, обещал поддержать бунтовщиков всеми силами, а теперь уверяет царя в своей преданности и предлагает ему свои услуги против них»[12].
Появление Булавина в Сечи необычайно взволновало запорожцев. Имя бахмутского атамана, защищавшего голытьбу, давно произносили здесь с восторгом, и Кондратия Афанасьевича сразу окружила шумная ватага сечевиков, среди которых преобладали сиромашные и новопришлые. Это было неудивительно. У богатых запорожских стариков и хлеба, и пожитков вдоволь, а у сиромашных ни зипунов, ни шапок, они только и мечтали о том, чтоб погулять с молодцом-атаманом…
— Сказывай, что на Дону? Пошто сюда бежал, батько?
— Зрада великая, браты… Атаман Лукьян Максимов с донской старшиной предали нас. Ночью, как тати, ударили в спину… Подмогу у вас просить хочу.
— Дадим допомогу, батько! Все, как один, поднимемся! Зараз войсковую раду скличем! — загорланили, перебивая друг друга, казаки.
Булавин, выждав, пока крики немного затихли, произнес:
— Бью челом всему низовому товариству и прошу дать походные пушки и с нами за правду постоять, как было искони между нами, казаками, единомысленное братство… А дело нам до бояр да до панов, которые неправдою живут, а нас всех обижают. А нам, всех рек казакам, жить всегда в добром совете и вольности наши казацкие оберегать купно!
Запорожцам речь атамана пришлась по душе, они снова зашумели:
— Любо, любо! Станем купно за вольность! Дадим пушки! Побьем панов и арендарей!
Булавин поклонился буйному товариству, вставил:
— На вас в полной надёже я, браты… А что скажет старый черт кошевой Финенко? Не с пустыми руками надо идти на Дон, а оружие и порох в войсковой скарбнице…
— Коли не даст, так скинуть его с кошевья к бисовой матери! — предложили скорые на решения сиромашные.
— А кого ж кошевым мыслите? — осторожно задал вопрос Булавин. Кто вам годен?
Казаки сразу отозвались:
— Костя Гордеенко. Костю кричать станем. Костя преград чинить не будет.
Булавин подробно расспросил сиромашных о всех запорожцах, на которых можно положиться, и пришел к выводу, что Зерщиков прав: Костя Гордеенко в самом деле оказывался наиболее подходящим кошевым.
Кондратий Афанасьевич отправился к Гордеенко. Тот недавно женился, жил близ Сечи на хуторочке и встретил бахмутского атамана приветливо.
Константин Гордеевич Головко, или Костя Гордеенко, как звали его казаки, широкоплечий великан, буйный и дерзкий на язык, со шрамом на лице, оставшимся после азовского похода от кривой янычарской сабли, не был уже, как прежде, вожаком сиромашных. Втайне завидуя богатым сечевым старикам, Костя успел обзавестись крепким хозяйством, стал корыстолюбив и прижимист. Но, зная, какую силу в Запорожье представляют сиромашные, он на виду всегда поддерживал их требования, чем и снискал доброе о себе мнение.