Кондратенко

Выход в море вдохнул жизнь в эскадру. Моряки заметно повеселели. Макаров же, как он и предполагал, увидел в этом выходе многое: слабую морскую и боевую подготовку, неумелые перестроения, особенно при большом ходе, отсутствие слаженности при совместных эволюциях, неумение некоторых командиров управлять боем.

Вечером адмирал поставил перед своим штабом задачу — в кратчайший срок создать необходимые для боя тактические инструкции и приказал готовить эскадру к новому походу. Сам же писал Алексееву:

«Несмотря на всякие несовершенства и недостаток в исправных миноносцах, я нахожу, что мы могли бы рискнуть теперь же попробовать взять море в свои руки, и, преднаметив постепенно увеличивать район действия эскадры, я предусматриваю генеральное сражение, хотя благоразумие подсказывает, что теперь еще рано ставить все на карту, а в обладании морем полумеры невозможны».

Но у главнокомандующего всеми вооруженными силами на Дальнем Востоке взгляды на использование флота были прямо противоположные. Алексеев требовал пассивного выжидания. Степан Осипович знал точку зрения наместника и, не дожидаясь ответа, продолжал готовиться к активным действиям.

Через неделю штаб закончил работу. Основной документ — «Инструкция для похода и боя», большую часть которой написал сам Макаров, — был объявлен приказом № 21 по флоту. В приказе адмирал повторял мысли, изложенные им в вышедшем семь лет назад труде «Рассуждения по вопросам морской тактики». По-уставному четко и кратко сформулировал он задачи миноносцев и крейсеров, правила маневрирования и ведения огня, средств управления и команды. Но Макаров не был бы самим собой, если бы не затронул в приказе морального фактора. Любивший повторять известные слова Петра Великого: «Храброе сердце и исправное оружие — лучшая защита государства», он в 50-м пункте записал:

«Дело офицеров — руководить артиллерийским и минным огнем, но они же должны ободрять команду. Команда видит свои потери и не видит потерь неприятеля, надо все время ей напоминать, чтобы команда чувствовала, что ее артиллерийский огонь производит опустошения на неприятельских кораблях».

Закапчивался приказ словами:

«Флот, на котором личный состав сохранит в бою все свое хладнокровие, будет стрелять метко, а потому непременно разобьет неприятеля, если бы даже находился в невыгодных тактических условиях.

Побеждает тот, кто дерется хорошо, дерется, не обращая внимания на свои потери и памятуя о том, что у неприятеля этих потерь еще больше».

По-прежнему продолжала волновать адмирала и крепость. Появление японцев у Ляотешаня, окончившееся гибелью «Стерегущего», скоро коснулось и города: на следующий день адмирал Того во время отлива сосредоточил у южных берегов Ляотешаня эскадру, повел с броненосцев перекидной огонь по внутреннему рейду. Корректировали огонь два крейсера, находившиеся прямо против входа в гавань, вне зоны досягаемости крепостной и корабельной артиллерии. Броненосцы периодически менялись и в течение пяти часов, до начала прилива, вели губительный огонь. Сами японцы оставались неуязвимыми. Результаты бомбардировки оказались незначительными, несмотря на то, что на крепость упало более 150 12-дюймовых снарядов. Все же допускать повторной бомбардировки города Макаров не мог. Немедленно отдав приказ начать постановку южнее Ляотешаня минных заграждений, он поехал в штаб крепости — договориться о корректировочном посте на самой высокой точке Ляотешаня. Стессель занял нейтральную позицию, но Макарова поддержал Кондратенко. Более того, он сам взялся в кратчайший срок организовать такой пост. Стессель не возражал, и Макаров сразу же откланялся. Роман Исидорович догнал его на улице. Адмирал уже садился в коляску, когда увидел выбежавшего Кондратенко. Он тут же выпрыгнул из нее.

— Вы, Роман Исидорович, палочка-выручалочка для меня, — забасил он, идя навстречу Кондратенко. — Я скоро перестану здесь с кем-либо говорить, кроме вас. Какого вопроса ни коснись, все упирается в Кондратенко. Жаль, что вы не моряк. Такой помощник мне весьма необходим.

— Счел бы за честь служить под вашим руководством, но не преувеличивайте значение моей персоны… А на Ляотешане мы готовимся установить батарею, будем строить укрепления. Я знаю там каждую кочку. Кому же, как не мне, помогать вам? Работы у всех сейчас по горло.

— Полноте, не скромничайте. Я в Артуре совсем недавно, но глаз у меня наметан. Знаю, кто работает, а кто изображает кипучую деятельность. Вот Смирнов, вроде бы весь горит, а толку мало, и даже наоборот, лучше бы ничего не делал…