Кондор улетает

Оливер застыл. Вода только на дюйм-другой не доходила до борта. Старик взял весло. Когда он погрузил его в воду, пирога качнулась и заплясала, но после второго гребка выровнялась и отошла от берега. После третьего она заскользила вперед так стремительно, что под носом поднялся небольшой бурун, и время от времени вода заплескивалась внутрь, стекая в затхлую лужицу у их ног.

Они плыли по узким протокам, которые казались не шире пироги. Старик повернул, потом повернул еще раз.

Как он находит дорогу? — думал Оливер. — Он же видит не больше, чем я.

Вскоре они вышли в широкую чистую протоку шириной около тридцати футов. Оливеру показалось было, что в ней есть небольшое течение, но потом он решил, что ошибся. Мимо проплыла водяная змея. От ее черной головы расходился клинообразный след. Старик греб размеренно и спокойно.

Оливер сказал:

— Скажи отцу, что у меня денег мало, но я отдам ему их все, если он выведет меня на дорогу, по которой я смогу добраться до города.

Пока мальчик переводил — по-видимому, такой длинной фразы старик понять не мог, — Оливер думал о своем поясе с золотом. Если бы они знали, сколько у него денег — Оливер ухмыльнулся метелкам тростников, — они б его, конечно, убили. Наверно, у него вид последнего бедняка, не то его уже не было бы в живых.

Мальчик спросил:

— Сколько у тебя есть?

— Хотите сейчас получить? — Оливер прикинул, что они думают получить. Насколько бедным он им показался? Только бы не догадались о поясе. — Может, вам покажется мало…

— Сколько? — повторил мальчик.

Оливер принял решение.

— В подкладке куртки у меня зашита золотая монета в десять долларов и еще четыре серебряные. Золотую я отдам вам.

— Сейчас, — сказал старик.

Оливер неуклюже повернулся. Пирога сразу накренилась, мальчик ухватился руками за борта, весло старика рассекло стекло воды.

— Если я попробую снять куртку, мы все свалимся и воду.

Старик перевел про себя эти слова и кивнул. Его весло вновь погрузилось в воду, под носом лодки встал бурунчик, и вдоль бортов побежали две волны.

Они причалили у большой дубовой рощи. Среди корявых, искривленных деревьев стоял на высоких сваях дом под жестяной крышей. Пока Оливер растирал онемевшие ноги — мальчик с ухмылкой следил за ним, — он заметил, что дом совсем обветшал: крыша была вся в заплатах, вокруг окон без ставней зияли дыры. Но двор был чисто подметен, а под провисшим крыльцом сидели куры.

— Принеси-ка мне воды, — сказал Оливер, повернувшись к мальчику.

Он сел на нижнюю ступеньку и, положив мачете и куртку рядом, стал ждать. Мальчик принес ведро и ковш.

Когда его губы коснулись воды, Оливер вдруг осознал, как они потрескались и как распух язык. (Почему я не замечал этого раньше?) Он положил ковш и стал пить прямо из ведра.

На лбу у него выступил холодный пот, а голова кружилась, как у пьяного.

Мальчик сидел на корточках совсем рядом. Оливер мог бы потрогать его коричневое сморщенное лицо.

Оливер сказал:

— А знаешь, в Мексике есть боги, маленькие такие божки — совсем как ты.

Мальчик недоумевающе прищурился.

Оливер потер шею и плечи. Он был уверен, что кто-то наблюдает за ним из дома. Но он не обернулся.

Мальчик сказал:

— Тиа идет.

— Кто? — Оливер продолжал смотреть за болото на далекий горизонт.

— Тиа, — повторил мальчик.

— Это я слышал, — сказал Оливер. — А кто, она такая? Твоя мать?

Мальчик покачал головой:

— Она умерла. А это Тиа[3].

Оливер повернул голову и посмотрел туда, куда доказывал пальцем мальчик. Первое, что он увидел, были ее ноги. Коричневые, толстые и молодые. Все в черных волосиках и в грязи.

Длинные ороговевшие ногти, кайма мозолей по всей стопе. Он посмотрел выше и увидел молодую женщину в выгоревшем розовом платье — собственно, розовым оно было только у швов, — с короткими курчавыми черными волосами и голубыми глазами. На бедре у нее сидел ребенок. Пока Оливер смотрел, малыш, одетый в одну лишь короткую рубашонку, вдруг пустил струю. Она оросила доски крыльца, и куры под ним беспокойно заклохтали.

— Пришла посмотреть, кто там дымил. — У нее был тонкий певучий голос, как у китаянок в Сингапуре.

Старик кончил возиться у пироги и пошел к дому, держа двух уток и большого окуня. Он молча отдал их молодой женщине, и та прицепила их к другому бедру.

Оливер подумал: глаза у рыбы совсем такие, как у этого малыша.

Его все еще тревожило ощущение, что за спиной у него кто-то прячется, что кто-то дышит за разделяющей их ветхой стеной. Но не было смысла показывать, что он это знает. Пусть думают, что он отупел от усталости и ничего не замечает.

Только как бы не перестараться, не то они решат, что проще всего будет убить его.

Тиа пересадила ребенка на согнутую руку. Старик вытащил из-за пояса нож и передал ей. Она подошла к воде и стала потрошить утку. Работала она очень быстро.

Оливер подпорол подкладку куртки и высыпал на ладонь четыре серебряных доллара и золотую монетку, маленькую и тонкую.

— Где ближайшая дорога?

Старик ответил:

— Пуэн-ла-Гош.

— Едем. — Оливер встал. В доме, у него за спиной, словно эхо, послышался шорох.

— Сейчас? — Старик посмотрел на болото.