Он спустился под кручу к высохшему ручью в надежде отыскать бочаги, оставшиеся после весеннего половодья. Они все пересохли, но зато на твердом растрескавшемся иле лежал камень — гладкий белый камень, с одной стороны плоский, по величине и форме точно соответствующий его ступне. Для верности он несколько раз примерил его к ноге. Ну точь-в-точь! Он положил камень на землю, постоял на нем и спрыгнул. В земле остался его каменный след, память о том, что он проходил тут. Присев на корточки, Оливер принялся внимательно рассматривать свою находку. На деревьях кричали и дрались голубые сойки. Их перья, кружась, слетали вниз. На краю обрыва сидел кролик и смотрел на него, подергивая носом. Оливер вытащил карманный нож и подрезал кожу на большом пальце. Он сдавил подушечку и, когда потекла кровь, действуя пальцем, точно кистью, обвел контуры прижатых к белому камню пальцев своей левой ноги. Он подождал, пока кровь не запеклась и не побурела, а потом влез с камнем на обрыв (кролик при первом же его шаге пустился наутек) и закопал его там. Лопаты у него не было, и он рыл ножом, палкой, руками. Когда яма получилась достаточно глубокой, он опустил в нее белый камень, еще раз наступил на него для последней проверки и засыпал. На рыхлой земле он начертал порезанном пальцем небольшой крест.
Когда все было кончено, Оливер обвел взглядом тенистую рощу, солнечную гладь полей за деревьями, разбросанные там и сям домики за дощатыми заборами и почувствовал, что теперь ему ничто не грозит.
В эту ночь крысы по-прежнему шмыгали по полу, а вдалеке выли бродячие псы, но Оливер спал крепко и спокойно. Он надежно себя обезопасил.
Теперь он перестал бояться — даже духи утопленников его больше не пугали. В этом он убедился, как-то возвращаясь домой с работы. (Он очищал от коры ивовые прутья в лавке старого мистера Андерсона за пять центов в день. Девушка-ирландка, нанятая мистером Андерсоном, плела корзины и другие предметы и продавала их в Луисвиле.) Весеннее половодье кончилось, но вода в Огайо стояла еще высоко. Оливер замедлил шаги, рассчитывая увидеть, как скрытый водоворот вдруг подбросит бревно высоко в воздух. Если набраться терпения, то обязательно увидишь: тяжелое намокшее бревно выскакивает из воды и летит, точно стрела. Тут он заметил, что по мелководью среди коряг и мусора пробирается ялик с двумя людьми. Он их узнал — Чарли Хили и Тим Маквей. Хили отталкивался шестом, а Маквей тянул канат, конец которого терялся в груде плавника. Вдруг бурые ветки обломились, и, взметнув окостенелую руку навстречу теплому весеннему солнцу, на поверхность с медлительной неторопливостью всплыл труп.
Хили продолжал отталкиваться, невнятно ругаясь. Маквей, который был баптистом и проповедником, весело присвистнул. Под босыми ногами Оливера хлюпал и чавкал желтый ил Огайо. Прежде Оливер никогда не решался подходить так близко к реке. Там бродили духи утопленников, не смея покинуть тех мест, где их выбросило на берег. А теперь он стоял и смотрел, напряженно вытянув шею. Рубашка на спине трупа лопнула, и в прорехе вздувалось черное тело, освещенное мутным солнцем.
Хили, опершись на шест, спросил:
— Ты что, покойников не боишься?
Оливер молча уставился на его худое загорелое лицо. Он знал, что Хили живет с женой на барже у пристани Кроли и занимается на реке, чем только может.
— Ну, давай, Чарли! — крикнул с кормы Маквей.
— Вытащим его на берег.
— А вы знаете, кто это? — спросил Оливер.
— Нет, — ответил Хили.
Маквей сказал, перехватив канат:
— Четвертый за месяц. Хоронить надоело.
— В прошлом году полегче было. — Чарли сплюнул в воду желтую табачную жвачку.
— А хоронить надо, мы же христиане, — сказал Маквей Оливеру. — Понимаешь? Хотя мы их никогда и в глаза не видели. Они больше сверху приплывают.
— Даже из Питтсбурга? — спросил Оливер.
— Может, и оттуда. Одним словом, из тех мест, где мы никого не знаем.
Они вытащили ялик на берег. Труп скользил по мелководью, переворачиваясь, подпрыгивая, чмокая тиной. Маквей сказал:
— А ты смелый. Другие ребята давно бы удрали.
— Ну-ка, проваливай! — прикрикнул Хили. — Любопытный выискался.
— Я же только посмотрю, — сказал Оливер. — Он ведь черномазый.
— Вовсе не черномазый, — сказал Хили. — Это у них кожа такая. А теперь убирайся к дьяволу.
Но Оливер убежал, только когда Чарли Хили угрожающе шагнул в его сторону. Он спрятался в ивняке, а Чарли крикнул ему вслед:
— Если будешь тут околачиваться, я до тебя доберусь! Посмотрим тогда, какой ты храбрый!
Прячась в желто-зеленой тени, Оливер размышлял над тем, что произошло. Потом повернулся и побежал от реки домой. Ему нужно было натаскать угля, наколоть лучины, пригнать корову, чтобы мать ее подоила.
— Ма, — сказал он. — Из реки черномазого вытащили и скоро будут хоронить.
Она покачала головой:
— Он не черномазый. Хватит болтать.
Много лет спустя он понял, что, будь это негр, Маквей и Хили просто оттащили бы тело на середину реки и пустили его плыть дальше по течению. Кто же это хоронит негров!