Конан Великий

— Продолжим же наш пир, — провозгласил, отсмеявшись, Конан и вновь легким движением перемахнул через стол. Здесь ему пришлось прийти на помощь слугам, безуспешно пытавшимся выдернуть глубоко засевшие в спинке кресла копья. Освободив себе место, киммериец оглядел места попадания и сел, намереваясь немедленно нагнать упущенное за время его отсутствия за столом.

— Что скажешь, Зенобия? — обратился он к королеве, держа в одной руке кусок запеченного мяса, с которого янтарными каплями стекал жир, а в другой — золотой кубок с пенистым вином. — Достойная получилась пирушка по случаю победы? Правда, весело? Столько месяцев во дворце не было ничего подобного!

— Да, Конан, что-что, а пирушка удалась на славу. Впрочем, будь у меня больше времени на подготовку, мог бы получиться настоящий торжественный прием, а не… Однако, я думаю, настоящее торжество теперь не совсем уместно: ведь столько придворных и командиров сейчас отсутствуют, двигаясь со своими отрядами к восточной границе. Что же касается развлечений, этих танцоров — отличный выбор! Восхитительное зрелище.

— И не говори! — согласился с невинным видом Конан, жадно глотая вино. — Кстати, если честно — мой двойной бросок оказался не лучшим. Палица Крома! Нельзя было рисковать тем, что копье заденет посуду и неточно войдет в цель. Но главное, что меня радует, это то, что ты, моя милая, даже не заподозрила в моих действиях желания сделать из тебя большой шашлык на вертеле. Не то что некоторые… не будем уточнять кто.

Последнее замечание было сопровождено упрекающим взглядом в сторону канцлера Публио, который немедленно запротестовал:

— Ваше величество, я, разумеется, приношу извинения за недостаточную убежденность своей веры в точность ваших глаз и рук, но позволю себе напомнить, что подобные игры с оружием едва ли являются традиционным развлечением при дворе аквилонских правителей. Вот почему ваша… э-э… шалость застала меня врасплох. Не то чтобы я усомнился в вашем ко мне добром отношении, но ведь и самого опытного воина порой подводит глазомер… Может дрогнуть и самая сильная рука…

Конан напрягся и, скрывая раздражение, переспросил:

— Не хочешь ли ты сказать, что годы ослабили меня, сделали столь же грузным, тяжелым, а то и столь же трусливым, как ты сам? Так вот, уважаемый канцлер, уверяю вас, вы глубоко заблуждаетесь.

На плечи Конана, успокаивая его, легли ласковые руки Зенобии:

— Ну-ну, дорогой, не стоит так сердиться. Публио вовсе не хотел тебя оскорбить. Он так же, как и я, знает, как ты любишь все эти штуки, доказывающие твою силу, быстроту реакции и точность движений, и понимает, как тебе необходимо время от времени подтверждать это перед своими подданными.

Чуть успокоившись, Конан вежливо улыбнулся канцлеру и откинулся на спинку кресла. Неожиданно из-за его плеча послышался гортанный голос Делвина:

— Что касается моего поспешного исчезновения в момент вашего восхитительного броска, мой повелитель, я позволю себе объяснить, что оно никак не было вызвано каким-либо чувством, сходным с трусостью. Чистое совпадение, ваше величество. Я как раз собирался достать из-под стола свою лютню, чтобы исполнить для вас победную песню.

— Внимание, победная песня! — Голос Конана прокатился по залу, мгновенно установив полную тишину. — Как нельзя лучше подходит к нашему пиру. И попрошу внимательнее прислушаться к мелодии и словам, ибо сей исполнитель есть не кто иной, как всем известный и весьма профессиональный придурок!

Шутка короля вызвала преувеличенное веселье у присутствующих. Делвин же, не обращая на них внимания, вытащил из-за своего стула внушительных размеров инструмент и вышел на середину зала. Прокашлявшись, карлик взял пару печальных аккордов, чем вызвал молчаливое удивление публики, а затем, перейдя на веселое ритмичное бренчание, объявил название песни:

Скипетр из бычьей кости

Грабитель пришел из-за гор ледяных,
Монарха убил, захватил его трон.
И ныне он царь Аквилонских долин,
Хоть варвара жизнь для него лишь закон.
Убийцей Бесстрашным зовет он себя
И губит без счета коварных врагов.
И бронзу, и сталь Конан рубит сплеча,
Ведь скипетр из кости сильнее клинков.

Песня закончилась, и последние аккорды были встречены гробовым молчанием. Гости не знали, как отреагировать на слова шута, явно ожидая вердикта Конана. Судя по всему, киммериец решил не воспринимать песню как оскорбление, чем вызвал у присутствующих вздох Облегчения. Затем полился водопад комментариев и критических замечаний:

— Весьма примитивный ритм, надо сказать.

— Да, но с другой стороны, налицо немалый вокальный дар…

Канцлер Публио, обернувшись к королю, процедил: