Конан-варвар. Неизвестные хроники

Шея изогнулась, морда с разверстой огнедышащей пастью вновь возникла перед лицом Конана. Тот изо всех сил запустил свой меч — как копьё: внутрь пасти!

Ком огня застрял в глотке, и словно истаял, успев раскалить остриё до бела!

Волшебный меч, пущенный могучей рукой, сделал даже больше, чем варвар рассчитывал: пробил нёбо твари, прорубил затылок и вылетел наружу, пройдя насквозь!

В кровоточащей огромной дыре вдруг появился ослепительный свет!

Он рос, расширяя дыру, и становясь всё более обжигающим и нестерпимым!

Конан зарычал, закричал, но шеи не выпустил. Наоборот: он постарался как можно крепче охватить её руками, переползя только на её нижнюю половину: чтоб не жгло!

Пасть закинулась к спине, тварь заревела, но киммерийца чудовищный, разрывающий барабанные перепонки, крик, не отвлёк: вынув из-за пояса клинок юноши, он всадил его по рукоять в чешуйки, и чудовищными усилиями стал продвигать вперёд!

Как ни странно, это удалось, и шея, отделённая от туловища, вдруг отпала, улетев, так же как и тело с оседлавшим его киммерийцем, куда-то вниз, вниз, в бесконечное вращение и кружение!

Затянувшее и поглотившие варвара чернотой и гулом, рёвом, словно вокруг низвергаются тысяча водопадов, и навалившимся на уши так, словно слон — на тело…

Очнулся Конан внезапно. Сел.

Странно — но он снова был в беседке. И перед ним на своём возвышении опять лежал гигантский змей. Конан поторопился подхватить меч, валявшийся в шаге от него, и встать:

— Приветствую вас, о прекрасная Малика! Простите, что развалился тут в вашем присутствии! Невежливо с моей стороны.

— Ничего, о северный воин, имени которого я пока не знаю. Я не обижена.

— Меня зовут Конан. Конан-киммериец.

— Приятно познакомиться, Конан-киммериец. Благодарю тебя за избавление меня от страшного Хозяина. Пожалуй ты… Станешь для меня неплохим мужем.

— Не бывать же этому! — вдруг раздался позади варвара злобный выкрик, и Конан почувствовал, как в шею огненным укусом впивается какое-то насекомое вроде осы…

Повернувшись и взявшись за шею он, впрочем, обнаружил не осу, а маленькую стрелку с кусочком хлопка на заднем конце — явно выпущенную из духовой трубочки!

Ноги почему-то перестали держать киммерийца, и он осел на пол беседки, успев стрелку всё же выдернуть.

— А неплохо получилось. Этот яд не убивает, напарничек. А только парализует. Так что ты будешь в полном сознании, когда я буду перерезать твоё горло. Хотя я брал эти стрелы не против тебя — я не рассчитывал, что ты проживёшь так долго! — а против конкурентов…

Сказать Конан уже ничего не мог, но глазами выразил то, что хотел.

— Ах, это… Ну как — почему? Во-первых, как ты любишь повторять, это — Восток! Здесь не бывает настоящих союзников, или напарников. — Садриддин с мизерикордом в руке медленно подходил, глаза горели сдерживаемой и тщательно скрываемой до этого — не то — завистью, не то — ненавистью! — А во-вторых…

А во-вторых, место на троне — только одно. И мне, как будущему падишаху не престало, чтоб мне тыкали в нос: дескать, ты-то сам был лишь сопливым прихвостнем на побегушках у великого северного Героя — легендарного Конана-киммерийца.

Не-ет! Я сам всё сделал! Освободил принцессу, убил дракона, получил падишахство и жену…

— Но милый… А как же — я? Я ведь могу рассказать, как всё было? — удивления в голосе принцессы, голова которой уже превратилась в голову прекрасной девушки, не заметила бы только арфа, сиротливо валявшаяся на полу возвышения.

— Ты? Да, ты… Не то, чтоб за эти три года моя любовь ослабла, звезда моего сердца… Но я стал гораздо взрослее. Многое передумал. Многое понял. И теперь более трезво смотрю на мир. И реально оцениваю многие вещи…

— Трезво и реально — это значит — более подло? — у принцессы появились и руки.

— Ну зачем же так, ласточка моя… В конце-концов, рычаги у меня имеются. Твой отец — твой настоящий отец! — ещё жив. И мне, как новому падишаху, ничего не стоит заключить его и в Биркенте в какой-нибудь зиндан, и приказать морить голодом. Или даже пытать, если вы, ваше высочество, начнёте проявлять строптивость. Или — болтливость.

Я достаточно ясно выразился?

— Да уж, достаточно. Ясней некуда. — Конан не без удивления смотрел, как во время этого диалога между будущими супругами хвост гигантской змеи неуловимым движением сполз за борт беседки, и конец его вдруг появился позади Садриддина. Киммериец не смог бы того предупредить, даже если б и захотел: паралич надёжно сковывал все его мышцы! — Однако вот что я тебе скажу, вдохновенный поэт и трепетный возлюбленный мой!

Отправляйся-ка ты к Негралу!

Конец хвоста вдруг снова — теперь со всей силой! — обрушился на затылок юноши, и тот оказался на полу, шмякнувшись лицом в мрамор в шаге от Конановской головы. Из расколотого от удара о камень черепа хлынул поток крови…

Конан чудовищным напряжением воли смог даже отодвинуться, словно от ядовитой гнусной гадины: настолько велико оказалось омерзение и презрение к хитрозадому мерзавцу!