Конан-варвар (ЛП)

Конан прыснул в кулак.

Артус тоже засмеялся.

— Я сам уверен, что ты предназначен для величия. Понял при нашей первой встречи. Знал это, услышав, что ты отправился в плавание с Белит. Мне хотелось когда-нибудь снова с тобой встретиться и посмотреть, помнишь ли ты меня.

— Я не забываю друзей, Артус, — ответил Конан.

Он не повернулся к товарищу, поскольку сосредоточил взгляд на море. Варвар не нажил множество друзей. Их всех Конан смог бы пересчитать по пальцам одной руки, а тех, кто до сих пор оставался в живых, было и того меньше. Смерть каждого из них оставила в его душе пустоту, которую он с трудом мог постичь, а тем более заполнить. То же самое, наверное, происходило с Корином, особенно после смерти матери Конана.

— Знаю, ты так никогда не поступишь. Терять близких… нет острее боли, — зингарец сочувственно покивал головой. — Сам я не слишком надеюсь на милость богов. Хотя я раньше, когда был вором, отдавал храму Бела часть награбленного. Да и теперь не гнушаюсь пожертвовать морю кувшин доброго вина, добавив к нему и добавить такое количество плоти, какое только может пойти ко дну. Да и теперь не гнушаюсь пожертвовать морю кувшин доброго вина, добавив к нему такое количество плоти, какое только может пойти ко дну. Если мы будем тешить богов, то они, глядишь, смогут позволить нам прожить чуть дольше.

— А если мы пытаем людей, то это доставляет им наибольшее удовольствие, — Конан искоса посмотрел на зингарца. — Так значит, лучше мучить других, чем быть замученным самому?

— Не вижу смысла это отрицать. — Артус глянул туда, где, съежившись, сидел Наварус. Его кушетку выправили, а зонтик купца привязали к древку копья. — Вот он прятался, только какая ему от этого вышла польза. Все, что было скрыто, обязательно будет найдено.

— Хорошо. Но неужели твоя цель — спасать меня от меня самого?

Артус похлопал киммерийца по спине.

— Просто я хотел напомнить тебя о причинах, из-за которых мы цепляемся за жизнь.

Внизу среди толпы возникло какое-то волнение. Оба главаря направились в центр сборища.

— Что случилось? — подбоченясь, поинтересовался Артус.

Один из невольников рухнул на колени к ногам пирата.

— Господин, мы не знаем, что дальше делать.

Артус тряхнул косичками.

Конан обнажил меч и торжественно объявил:

— Уходите. Вы все свободны.

Красивая женщина, с глазами газели, с золотистыми локонами и длинными, стройными ногами, кинулась к варвару:

— Но… но у вашей команды весь запас пищи и воды. Они забрали добычу и оставили нас беззащитными. Куда нам теперь идти?

Конан осмотрел пустынный берег в умирающем свете солнца.

— Ты права. Пусть мужчины возьмут вон те фрукты, хлеб и две телеги для бочек с водой. А этот отведет вас назад в Зингару.

Раб, на которого указал киммериец, нахмурился.

— Мой господин, тут может не хватить для всех нас.

— Я догадываюсь, — усмехнулся Конан. — И поэтому женщины отправятся с нами.

Глава 13

Клубы едкого дыма висели под потолком мессантийской харчевни. В темном зале смешались запахи человеческого пота, наркотических курильниц и пролитого пива. Плотный угар растворял в себе даже смех, гасил вспышки глаз отдельных посетителей. Дымные щупальца ласкали тела женщин, когда те переходили из одних пиратских объятий в другие. Здесь царил праздник жизни, на котором, отмечая очередную победу, можно было утолить голод чрева и жажду плоти.

Среди посетителей таверны только двое мужчин оставались в относительном уединении.

Наварус томился в подвешенной клетке, где ранее содержались его рабы. Купец все еще носил шелковый наряд и сжимал в руке свой зонтик. Он изо всех сил пытался сохранить остатки достоинства, в то время как женщины, которыми он наслаждался по дороге, дразнили бывшего хозяина и насмехались над ним. Пираты не отставали от подруг, швыряя ему объедки с той же небрежностью (но не так часто), что и дворовым собакам, вертевшимся между столов. Наварус не подбирал пищу с пола, но иногда украдкой отщипывал от кусочка, застрявшего в полах его халата.

В стороне от работорговца, в самом затемненном углу, расположился Конан. Он выпил достаточно пива, чтобы его лицо приобрело менее мрачное выражение, но не настолько, чтобы разделить компанию с женщинами. Северянин наблюдал, как другие, сбросив всю свою цивилизованность, скатываются не только к дикости, достойной варвара вроде него, но и постепенно впадают в детство, сохраняя тягу к взрослым удовольствиям. Безусловно, такое поведение для киммерийца не было в диковину. Подобным образом вели себя представители всех варварских племен от Нордхейма до Черных Королевств. И все же, те празднования, в которых ему самому многократно доводилось участвовать, несколько отличались от этого. Там все проходило по чести.