Конан, варвар из Киммерии

Его лицо, обожженное солнцем, было довольно красиво, глаза пронзительны и настороженны, твердость тонких губ не смягчалась черными усиками. На нем были сапоги из кордаванской кожи, штаны и камзол из простого темного шелка, потускневшего от дыма лагерей, и с пятнами оружейной ржавчины.

Он обвел взглядом королеву с таким бесстыдством, что ее передернуло от негодования.

— Клянусь Иштар, Тамарис, — сказал он мягко. — Я нахожу тебя более пленительной в ночной рубашке, чем в королевской одежде. В самом деле, что за славная ночь!

В темных глазах королевы появился страх.

Она была не глупа и знала, что Константинус никогда не осмелился бы на такое оскорбление, если бы не был уверен в своих силах.

— Ты сошел с ума! — сказала она. — Если я нахожусь в твоей власти в этой спальне, то ты в такой же власти моих подданных, которые разорвут тебя на куски, если ты коснешься меня. Убирайся сейчас же, если хочешь жить!

Соломея сделала нетерпеливый жест.

— Достаточно этого фарса. Послушайте, дорогая сестра, это я привела Константинуса сюда. Когда я решила захватить власть в Хауране, я стала искать себе помощь и выбрала Фалькона из-за того, что у него полностью отсутствуют такие черты, которые глупые люди называют хорошими.

— Я польщен, принцесса, — пробормотал Константинус иронически, с подчеркнутым поклоном.

— Я послала его в Хауран, и, когда его люди расположились лагерем снаружи города, а он был во дворце, я вошла в город через маленькие ворота в восточной стене. Глупцы, сторожившие их, подумали, что это ты возвращаешься из какой-то ночной поездки…

Щеки Тамарис вспыхнули. Соломея жестко улыбнулась и продолжила:

— Они, конечно, были удивлены и смущены, но впустили без всяких вопросов. Я вошла во дворец и отослала в казармы удивленную стражу. То же я сделала и с воинами, охранявшими Константинуса в южной башне. Затем я вошла сюда, усыпив твоих служанок.

Пальцы Тамарис сжались, и она побледнела.

— Ну, что дальше? — спросила она дрожащим голосом.

— Слушай!

Соломея наклонила голову. Через оконный переплет донесся звук маршировавших людей с оружием, грубые крики на чужом языке, перемешивавшиеся с криками хауранцев.

— Люди проснулись, и в них растет страх, — иронически сказал Константинус. — Ты лучше иди и приободри их, Соломея.

— Называй меня Тамарис, — ответила Соломея. — Мы должны привыкнуть к этому.

Что ты сделала? — закричала Тамарис. — Что ты сделала?

— Я отдала приказ солдатам у ворот открыть их, — ответила Соломея. — Они были удивлены, но подчинились. Ты слышишь, как армия Фалькона марширует по городу.

— Ты — дьявол! — воскликнула Тамарис. — Ты предала моих людей в моем обличье! Ты сделала меня в их глазах предательницей! О, я должна пойти к ним…

С жестоким смехом Соломея оттолкнула Тамарис в глубь спальни. Королева была беспомощна против грубой силы.

— Ты знаешь, как добраться до подземной темницы во дворце, Константинус? — спросила колдунья. — Хорошо. Бери эту гордячку и запри ее в самой крепкой камере. Тюремщики все спят. Пошли людей перерезать им глотки, прежде чем они проснутся. Никто не должен знать, что случилось. С этого времени я — Тамарис, а Тамарис — безымянный пленник в темнице.

Константинус улыбнулся, и его сильные белые зубы сверкнули под тонкими усами.

— Очень хорошо, но ты не откажешь мне в небольшом развлечении сначала?

— Хорошо! Укрощай эту девчонку, как знаешь.

Со злобным смехом Соломея швырнула сестру в руки Фалькона и вышла.

Та забыла о людях, маршировавших на улицах, забыла об оскорблении своего королевского сана перед лицом угрозы своей женской чести.

Только ужас и стыд испытывала королева Хаурана, когда сильные руки Константинуса сжали ее гибкое тело.

Соломея, торопясь вдоль коридора, злобно улыбнулась, когда крик отчаяния вырвался из королевской спальни.

Глава 2 Дерево жизни

Штаны и рубаха молодого солдата были испачканы кровью, мокры от пота и серы от пыли. Кровь сочилась из глубокой царапины на его бедре, из порезов на груди и плечах. Капли пота блестели на мертвенно бледном лице, пальцы вцепились в обшивку дивана, на котором он лежал.

Его слова отражали моральное страдание, которое сопровождалось физической болью.

— Она, должно быть, сошла с ума! — повторял он снова и снова, подобно человеку, ошеломленному чудовищным и невероятным событием. — Это подобно колдовству, это кошмар! Тамарис, которую любит весь Хауран, предала своих людей этому дьяволу из Котака. О, Иштар, почему меня не убили!? Лучше умереть, чем жить и видеть, как наша королева становится предательницей!

— Лежи спокойно, Валериус, — просила девушка, которая обливала его водой, обмывая и перевязывая раны трясущимися руками. — Пожалуйста, лежи спокойно, дорогой! Я же не могу вызвать знахаря…

— Нет, — бормотал раненый юноша. — Константинус, дьявол с синей бородой, будет обыскивать кварталы в поисках раненых хауранцев. Они повесят любого мужчину, раны которого доказывают, что он сражался против них. О, Тамарис, как могла ты предать людей, которые обожали тебя!