— Все богатства Виндии даже наполовину не утолят того страстного желания, которое я испытываю к тебе. Я добыл тебя с риском для жизни. Если твои придворные хотят тебя вернуть, пусть приходят в Зайбар и сражаются за тебя.
— Но у тебя нет больше сторонников, — запротестовала она. — За тобой охотятся! Как ты можешь спасти свою собственную жизнь, не говоря уже о моей?
— У меня еще есть друзья в горах, — ответил он. — Там есть вождь куракзайцев, который сохранит тебя, пока я буду в ссоре с афгулийцами. А если никто не поддержит меня, клянусь Кромом, я поеду с тобой на север в степи казаков. Я был гетманом Вольных Товарищей, прежде чем уехал на юг. Я сделаю тебя королевой Запорожии.
— Но я не могу! — возразила она. — Ты не должен удерживать меня…
— Если эта мысль так нравится тебе, почему ты подставила свои губы мне так охотно? — спросил он.
— Королева — тоже человек, — ответила она.
Она покраснела.
— Но потому, что я королева, я должна заботиться о своем королевстве. Не увози меня в другую страну. Поедем в Виндию со мной!
— Ты сделаешь меня своим королем? — спросил он иронически.
— Ну, есть свои обычаи…
Она запнулась, и он прервал ее невеселым смехом.
— Да, обычаи цивилизованных людей, которые не дают тебе возможности делать то, что ты хочешь. Ты выйдешь замуж за какого-нибудь дряхлого старого короля равнин, а я уйду своим путем с одним только запахом твоих нескольких поцелуев на своих губах.
— Но я должна вернуться в мою страну, — повторила она безнадежно.
— Зачем? — потребовал он сердито. — Протирать свой зад на золотых тронах и слушать комплименты хитрых, одетых в бархат глупцов? Где тут логика?! Послушай! Я родился в холмах Киммерии, где все люди — варвары. Я был наемным солдатом, корсаром, казаком и еще много кем. Какой король бродил по странам, сражался в битвах, любил женщин и занимался грабежом, как я? Я пришел в Гулистан собрать орду, чтобы ограбить южные королевства, и твое — одно их них. Стать вождем афгулийцев было только начало. Если я смогу примириться с ними, у меня будет еще дюжина племен, следующих за мной. Меньше, чем через год. Если я не смогу помириться, я поеду обратно в степи и вернусь к границам Турана с казаками. Ты пойдешь со мной. К дьяволу твое королевство.
Она лежала на его руках, смотря ему в глаза, и чувствовала, что ее душа рвется к беззаконной, безрассудной жизни. Но тысяча поколений монархов крепко держали ее.
— Я не могу, не могу! — безнадежно повторяла она.
— У тебя нет выбора, — уверял он ее. — Ты… Что за дьявол?
Они уже отъехали от Уисмы на несколько миль и скакали вдоль ущелья гребня, который разделял два глубоких ущелья.
В правом ущелье кипело сражение. До их слуха доносились лязганье стали и топот копыт. Три тысячи вооруженных всадников гнали перед собой растрепанную банду в тюрбанах, которая, отступая, огрызалась и отбивалась, как стая удирающих волков.
— Туранцы, — пробормотал Конан. — Полки из Секундерама. Какого дьявола они здесь?
— Кто эти люди, которых они преследуют? — спросила Юсмина. — Почему они отбиваются так упорно? У них нет шансов выстоять против такой силы.
— Пятьсот моих безумных афгулийцев, — прорычал он.
Он нахмурился, смотря в ущелье.
— Они в ловушке, и они знают это.
Ущелье действительно представляло собой ловушку — тупик. Оно сужалось в расщелину, полностью окруженную отвесными неприступными скалами.
Всадники в тюрбанах оттеснялись под градом стрел и сабель в эту расселину потому, что им больше некуда было отступать. Всадники в шлемах не наседали слишком сильно. Они знали отчаянную храбрость дикарей, а также то, что их добыча в ловушке, откуда нет выхода. Они узнали афгулийцев и хотели вынудить их сдаться, им были нужны заложники.
Их эмир был человек действия и инициативы. Когда он достиг долины Гурашах и не нашел там проводников, которые должны были ждать его, он двинулся дальше, полагаясь на свое знание страны.
Весь путь от Секундерама они прошли в сражениях, и многие дикари зализывали раны в своих горных деревнях. Он знал, что есть много шансов, что ни он, ни его воины не пройдут больше через ворота Секундерама, но был полон решимости выполнить приказ — отобрать Юсмину Деви у афгулийцев любой ценой и привезти ее пленной в Секундерам или, если это не удастся, убить ее, прежде чем умрет сам.
Обо всем этом Конан и Юсмина, конечно, не знали.
Какого дьявола они позволили загнать себя в ловушку? — бормотал киммериец. — Я знаю, что они делали в этих краях, — охотились за мной, собаки! Они заглядывали в каждое ущелье и попали в ловушку! Безумные глупцы! Они не смогут долго продержаться. Когда туранцы загонят их в тупик, они перебьют их без всяких усилий!
Шум битвы, поднимавшийся снизу, усилился. В узком проходе афгулийцы отчаянно сражались со всадниками в доспехах, которые не могли использовать своего численного перевеса в такой тесноте.
Конан мрачно и с беспокойством смотрел, держась за рукоятку ножа, и в конце концов сказал: