Конан, варвар из Киммерии

Все четверо мужчин сверлили взглядом Хемсу. Их лица были неподвижны, глаза спокойны и задумчивы. Но Хемса трясся, как человек в лихорадке. Его ноги напряглись, как в схватке физической. Пот бежал ручейком по темному лицу. Его правая рука зажала что-то под коричневой накидкой. Левая рука упала на плечо Гитейры и сжала его в агонии тонущего человека. Девушка не отпрянула и не застонала, хотя пальцы пророка, как когти, впились в ее плоть.

Конан был свидетелем сотен битв в своей жизни, но никогда не видел подобной этой, в которой четыре дьявольских воли старались подавить одну дьявольскую волю, которая противостояла им. Но он только смутно чувствовал эту жуткую борьбу. Хемса боролся за свою жизнь всей своей темной мощью, всем своим страшным знанием, которому научили его прежние хозяева за долгие, мрачные годы ученичества и полной покорности.

Хемса оказался сильнее, чем думал. Он качался под безжалостным напором этих гипнотических глаз, но держался на ногах. Черты его лица были искажены звериной усмешкой агонии, члены скручены, как на дыбе. Это была война демонических душ и страшных умов, искушенных в науке исследовать бездны и подниматься к звездам.

Юсмина понимала это лучше, чем Хемса и Конан. Она смутно чувствовала, почему Хемса смог противостоять сконцентрированному удару этих четырех дьяволов, которые, казалось, могли расщепить в порошок скалы.

Причиной была девушка, за которую он уцепился с силой отчаяния. Она была подобна якорю для его погибающей души.

Ее слабость сейчас была его силой.

Его любовь к девушке, может быть, была сейчас опорой для его воли, нитью, которая связывала его с этим миром и которую колдуны не могли разорвать.

В конце концов и они поняли это. Один из колдунов обратил свой взгляд на Гитейру. Здесь не было битвы. Девушка отпрянула и вырвалась из рук своего любовника прежде, чем он понял, что произошло.

Затем девушка стала пятиться к пропасти, смотря на колдунов пустыми стекленеющими глазами. Хемса застонал и потянулся за ней, его воля не могла вести битву на два фронта. Девушка совершенно безвольно двигалась к обрыву, а Хемса следовал за ней, стонал от боли.

На самом краю пропасти девушка на миг задержалась, оцепенев, а он упал на колени и пополз к ней, тщетно пытаясь оттащить ее назад.

В этот момент один из колдунов засмеялся. Его жуткий смех, подобный звуку адового колокола, казалось, вернул ей понимание происходящего. Ее глаза наполнились невыразимым страданием, она решительно высвободилась из рук Хемсы и исчезла в пропасти.

Ущелье огласилось страшным предсмертным криком, который, многократно отражаясь от скал, долго раскатывался по горам. Хемса, перегнувшись через край, долго смотрел вниз. Его губы шевелились, что-то бормоча. Затем он повернулся и уставился на своих мучителей глазами, в которых уже не было ничего человеческого, а потом бросился к ним с поднятым в руке ножом.

Один из колдунов шагнул вперед и топнул ногой. Раздался скрежет, который быстро возрос до оглушительного рева. В прочной скале на пути Хемсы появилась трещина, которая мгновенно расширилась, и Хемса, мелькнув на мгновение с дико раскинутыми руками, исчез в бездне.

Четверо колдунов несколько мгновений созерцали изломанную кромку скалы, а затем неожиданно повернулись к Конану. Мозг его был затуманен. Он понимал, что ему нужно посадить Юсмину на черного жеребца и скакать, как ветер, но необъяснимая медлительность сковала его тело и мысли.

Теперь колдуны повернулись к ним. Они подняли руки, их очертания потускнели и расплылись, затем малиновый дым окутал их.

В следующий миг вращающееся облако поглотило Конана и Юсмину, отделив их друг от друга. Киммериец, ослепленный туманом, услышал удаляющийся крик Юсмины.

Малиновое облако, крутясь, поднялось вверх и исчезло за горными склонами.

Юсмина исчезла тоже, а с нею и четверо мужчин в черной одежде. Только дрожащий жеребец стоял рядом с ним.

7 К Уисме

Ясность сознания полностью вернулась к киммерийцу. Оглашая ущелье проклятиями, он влетел в седло и дернул поводья. Жеребец заржал, встав на дыбы.

Конан посмотрел на склоны, затем повернул жеребца в направлении, по которому двигался перед встречей с Хемсой.

Он отпустил поводья, и жеребец рванулся, подобно молнии. Бешеная скачка и для лошади, и для всадника была непроизвольной разрядкой после испытанного чудовищного психологического напряжения. Они спускались с головокружительной скоростью по узкой дорожке, вившейся по гигантской круче.

Он мог проследить путь, которым должен был проскакать. Далеко впереди он должен будет спуститься с гребня и сделать большую петлю назад до русла ручья. Конан проклинал необходимость терять столько времени на этот путь, но это была единственная дорога. Спуститься прямо здесь было невозможно.

Поэтому он пришпорил уставшего жеребца, когда вдруг до его ушей донесся стук копыт. Натянув поводья, Конан направил жеребца к краю гребня и посмотрел вниз.

Вдоль высохшего речного русла ехала пестрая толпа — пять сотен бородатых людей на полудиких лошадях.

Конан узнал афгулийцев.