Конан-варвар. Час Дракона

– Не знаю, человек ты или демон, Хемса, – сказал он в конце концов, – мало кто из нас является тем, за кого себя выдает. Кшатрии знают меня как Керим Шаха, принца из Иранистана, но я всего лишь подставное лицо. Так или иначе, все – предатели, а половина даже не знает, на кого работает. Я, по крайней мере, избавлен от таких сомнений, потому что служу королю Турана Ездигерду.

– А я – Черным Колдунам с Имша, – сказал Хемса, – и мои господа более всемогущи, чем твой король: своим искусством они достигли того, чего он не мог добиться с многотысячным войском.

Жалобные стоны вендийцев неслись к звездному небу, рычание раковин, казалось, изгоняет тьму. В дворцовых парках свет факелов отражался в блестящих шлемах, в изогнутых мечах и украшенных золотом нагрудниках. Все воины Айодии благородного происхождения толпились в огромном дворце и вокруг него, а возле невысоких овальных арок и у каждой двери встало на стражу по пятьдесят лучников со стрелами на тетиве. Но смерть шагала по королевским покоям, и никто не мог воспротивиться ее беззвучному шествию.

В комнате с золотыми сводами король, мучимый ужасной болью, вскрикнул еще раз. Его голос был совсем слаб и далек. Деви наклонилась над ним, дрожа от ужаса, вызванного чем-то иным, нежели страхом перед смертью.

– Жазмина! – раздался вновь приглушенный, полный страдания крик из темноты. – Помоги мне! Я так далеко от дома! Колдуны завлекли мою душу в исхлестанную вихрем темноту. Они пробуют порвать серебряную нить, связывающую душу с телом. Клубятся вокруг. Их пальцы словно когти, их красные глаза тлеют во мраке. О, спаси меня, сестра! Их прикосновения жгут, словно огонь! Они уничтожат мое тело и погубят душу! Что их привело ко мне? Ох!

Услышав безграничный ужас в голосе умирающего, Жазмина пронзительно вскрикнула и в отчаянии прижалась к его груди. Тело короля свело в судорогах, с перекошенных губ хлынула пена, а судорожно сжатые пальцы оставили след на плече девушки. Но взгляд короля обрел осмысленность, словно бы ветер на мгновение развеял подернувшую их мглу, и он взглянул на сестру.

– Брат! – заплакала она. – Брат…

– Спеши! – крикнул он слабеющим голосом. – Я уже знаю причину моей гибели. Я проделал долгое путешествие и все понял. Колдуны из Химелии напустили на меня чары. Они извлекли мою душу из тела и унесли ее далеко, в каменную комнату. Там они пробуют порвать серебряную нить жизни и заключить мою душу в тело ужасного чудовища, которого их заклятия извлекли из тьмы. Ах! Я чувствую их силы! Твой плач и пожатие твоих пальцев вернули меня, но только на минуту. Моя душа все еще держится в теле, но эта связь все слабеет. Скорее убей меня, прежде чем они навсегда поместят мою душу в эту тварь!

– Не могу, – рыдала она, ударяя себя в грудь.

– Скорее, приказываю тебе! – В шепоте послышались прежние повелительные интонации. – Ты всегда повиновалась мне, послушайся и моего последнего приказа! Отправь мою душу в лоно Асуры! Спеши, иначе обречешь меня на вечное пребывание в теле ужасного чудовища. Убей меня, приказываю тебе! Убей!

С ужасом Жазмина выдернула из-за пояса украшенный драгоценными камнями стилет и погрузила по рукоять в грудь брата. Король выпрямился, его тело ослабело, печальная улыбка искривила помертвевшие губы. Жазмина бросилась на застланные камышом плиты, ударяя по ним кулаками. За окном рычали раковины и гремели гонги, жрецы резали свои тела медными ножами.

2. Варвар с гор

Чундер Шан, губернатор Пешкаури, отложил золотое перо и внимательно посмотрел на письмо с печатью своего ведомства. Он правил в Пешкаури уже много лет благодаря тому, что взвешивал каждое слово, прежде чем сказать или написать его. Опасность порождала осмотрительность, только осторожные люди долго жили в этом диком краю, где раскаленные равнины Вендии соседствовали со скалами Химелии. Достаточно часа езды на запад или на север, чтобы пересечь границу и оказаться в горах, где правит закон кулака и ножа.

Губернатор, сидя за искусно сделанным столиком из красного дерева, видел в широко открытом окне темно-синее небо, усеянное большими белыми звездами. Зубцы крепостной стены еле различимой темной полосой вырисовывались на фоне неба, а дальние бойницы и амбразуры, казалось, растворялись в нем. Крепость губернатора стояла вне города, охраняя ведущие к нему дороги. Ветерок колыхал висящие на стенах гобелены, доносил с улиц Пешкаури гомон, обрывки песен и тихий звон цитры.

Бесшумно шевеля губами, Чундер Шан перечитывал написанное, прикрывая ладонью глаза от света латунного светильника. Он сразу расслышал топот конских копыт за сторожевой башней и резкий окрик стражника. Занятый посланием, он не придал происходящему значения. Письмо было адресовано вазаму Вендии на королевском дворе в Айодии, и после традиционных восхвалений в его адрес шло следующее: