И главным в этой вселенной была громадная человекообразная фигура, черная на фоне неестественного голубоватого света. Черный чужак стоял во весь рост, раскинув громадные лапищи. Он торжествовал…
…Снаружи, во дворе, Стром на вопрос Конана только головой покачал.
— Я ничего не слышал…
— А я слышал! — возразил киммериец. Инстинкты варвара били тревогу, он вскинул голову, синие глаза горели.— У южной стены, там, за домиками прислуги!
И, выдернув из ножен абордажную саблю, он зашагал к палисаду. Оттуда, где горел костер, ни стену, ни часового нельзя было рассмотреть,— все заслоняли крыши строений. Стром, которому невольно передалось беспокойство Конана, пошел следом за ним.
У входа в промежуток между домиками и палисадом Конан настороженно остановился. Проход был смутно освещен факелами, торчавшими по углам стены.
И посередине лежало скомканное, смятое тело.
— Бракус!..— Стром с руганью устремился вперед и припал на колено подле убитого часового.— Видит Митра, ему горло от уха до уха располосовали!..
Конан мгновенно осмотрел проход, но, кроме них со Стромом да убитого дозорного, здесь больше никого не было. Он выглянул в амбразуру… В круге факельного света не двигалась ни единая живая душа.
— Кто мог это сделать? — вслух спросил киммериец.
— Зароно!..— Стром взвился на ноги, шипя и плюясь, точно дикий кот, его лицо перекосила судорога, волосы и те, кажется, поднялись дыбом.— Это он послал своих негодяев бить моих людей в спину! Он хочет предательством покончить со мной!.. О демоны, да что ж это такое! Со всех сторон обложили…
— Погоди,— Конан протянул руку, желая его удержать.— Я тоже не доверяю Зароно, однако…
Но взбешенный пират вырвался и побежал вдоль ряда домишек, изрыгая жуткие богохульства. Конан, ругаясь, погнался за ним. Стром мчался прямо к костру, где виднелась высокая фигура Зароно — буканьер большими глотками осушал кружку эля.
Он изумился сверх всякой меры, когда кружку вдруг вышибли у него из руки, да так, что пена разлилась по латному нагруднику, а его самого схватили за плечи и развернули, и перед ним возникла перекошенная яростью физиономия пиратского капитана.
— Ах ты, предатель! — бушевал Стром.— Значит, ты намерен бить моих людей в спину, пока они сражаются не только за меня, но и за твою вонючую шкуру?!
К ним уже спешил Конан, а воинство, собравшееся у огня, перестало есть и пить, не понимая, в чем дело.
— О чем ты? — брызгая слюной от негодования, осведомился Зароно.
— Мой человек стоял на посту, а ты подослал пырнуть его в спину! — орал взбешенный барахский пират.
Подспудно тлевшая вражда взвилась яростными пламенами.
— Лжешь! — рявкнул в ответ Зароно.
С невнятным воплем Стром выхватил абордажную саблю и махнул, целя Зароно в голову. Буканьер успел поймать удар окованной сталью левой рукой. Брызнули искры, Зароно шарахнулся назад и запнулся о собственный меч…
А в следующий миг двое капитанов схлестнулись в бешеной дуэли — только клинки вспыхивали и играли в свете костра. Команды отреагировали без промедления и не особенно разбираясь, в чем дело. Поднялся несусветный рев — пираты и буканьеры выхватили оружие и накинулись одни на других. Дозорные, оставленные сторожить стену, забыли о своих обязанностях и попрыгали вниз — участвовать во всеобщей резне. Крепостной двор стал сплошным полем сражения. Дерущиеся сплетались в клубки, катились кувырком, рубили и резали в каком-то безумном неистовстве. Постепенно в свалку втянули кого-то из графских людей, а солдаты, стоявшие у ворот, изумленно обернулись, забыв о внешних врагах, таившихся за стеной…
Все произошло настолько стремительно, тлеющие угли породили такое бешеное и внезапное пламя, что резня пошла по всей крепости еще прежде, чем Конан успел добраться до зачинщиков. Но уж когда добрался, то, не обращая особого внимания на мелькающее оружие, отшвырнул их друг от друга с такой силой, что Стром еле устоял на ногах, а Зароно вовсе растянулся на земле.
— Проклятые недоумки! — взревел киммериец.— Вы что, все наши жизни псу под хвост бросить готовы?
Его не услышали. Стром бешено брызгал пеной. Зароно звал своих на подмогу. Какой-то буканьер подбежал к Конану сзади и замахнулся, целя в голову. Полуобернувшись, киммериец перехватил и остановил его руку на середине удара.
— Смотрите, дурачье! — закричал он, указывая саблей.
И на сей раз было в его голосе что-то такое, что привлекло внимание осатаневшей толпы. Люди замерли буквально с занесенными мечами, а поднимавшийся Зароно — на одном колене… Все повернули головы и посмотрели туда, куда показывал киммериец. На воина, что стоял на стрелковом помосте. Бедный малый шатался, хватая руками воздух и силясь закричать. Но вот силы оставили его, и безжизненное тело свалилось во двор. Между лопаток у солдата торчало черное древко.