КОНАН. КАРАЮЩИЙ МЕЧ

Отшвырнув бездыханное тело, Конан снова повернулся к удерживаемому магнитом мечу. Двумя руками взялся за рукоять, расставил ноги покрепче… По его груди текла кровь — ногти Баал-птеора расцарапали-таки ему шею. Он тяжело переводил дух, черная грива слиплась от пота. И хоть он на словах и посмеялся над силой жреца, в действительности пришлось ему нелегко. Сверхчеловеческая мощь козаланца оказалась почти равна его собственной.

Впрочем, размышлять об этом ему было некогда. Не дав себе даже как следует отдышаться, Конан вложил все силы в один могучий рывок, оторвав наконец меч от стола. Еще миг — и, толкнув дверь, из-за которой некоторое время назад донесся крик Забиби, Конан увидел перед собой еще один коридор, длинный, прямой, с множеством дверей по сторонам. Дальний конец коридора был перекрыт тяжелым бархатным занавесом, а из-за него доносились звуки поистине самой дьявольской музыки, какую Конан когда-либо слышал… Да нет, подобное ему и в самом страшном сне ни разу не снилось! У него опять волосы зашевелились — и не в последнюю очередь оттого, что к жуткой мелодии примешивались задыхающиеся, стонущие женские всхлипы.

Держа верный клинок наготове, Конан скользнул за порог…

4 УДАР СКВОЗЬ ЗАВЕСУ

…Когда спутницу киммерийца схватили за волосы и уволокли в потайную дверь, открывшуюся позади идола, она едва успела только смутно подумать: «Вот оно. Настал мой смертный час…»

Инстинктивно зажмурившись, Забиби стала ждать удара… Однако вместо этого ее бесцеремонно швырнули на мраморный пол. Ахнув от боли в ушибленных коленках и бедре, девушка открыла глаза и испуганно огляделась. Сквозь сомкнувшуюся стену глухо донесся тяжелый удар — это Конан тщетно пытался сокрушить дверь. Над собою же Забиби увидела смуглокожего великана в набедренной повязке, а по другую сторону комнаты, в которой она оказалась, на диване сидел еще один человек. Он сидел, обратившись спиной к плотному занавесу из черного бархата. Это был мясистый толстяк с белыми пухлыми ручками и глазами змеи.

Забиби стало непередаваемо жутко. Перед нею был не кто иной, как сам Тотразмек, жрец Ханумана, много лет оплетавший Замбулу липкой паутиной интриг…

— Варвар силится проломить стену,— язвительно усмехнулся Тотразмек.— Ничего! Запор выдержит…

Девушка оглянулась. С этой стороны толстый золотой засов был виден очень хорошо. И сам запор, и его крепления явно были предназначены устоять, даже навались на них слон.

— Иди открой ему одну из тех дверей, Баал-птеор,— велел Тотразмек,— А когда он войдет — убей его в квадратном покое в конце коридора.

Козаланец ответил «салаам» и вышел сквозь боковую дверь комнаты. Забиби поднялась… Она с ужасом смотрела на жреца, а тот плотоядным взглядом окидывал ее великолепное тело. Не то чтобы его похотливое внимание так уж беспокоило ее: замбулийским танцовщицам не привыкать было плясать обнаженными… Но вот лютая жестокость, светившаяся в глазах жреца, вгоняла Забиби в дрожь!

— И вновь я вижу тебя в моем скромном убежище, о прекрасная,— промурлыкал он с лицемерным восторгом.— Сколь неожиданная и приятная честь!.. Признаться, прошлый раз ты была не в восторге от своего посещения, так что я и не надеялся на повторение… Впрочем, я постарался сделать все от меня зависящее, дабы ты приобрела новый и… э-э-э… волнующий опыт!

Стыдливый румянец для танцовщицы из Замбулы — дело решительно невозможное, и поэтому Забиби не покраснела. К смертельному ужасу, тлевшему в ее расширенных зрачках, примешался огонек гнева.

— Жирный боров! — вырвалось у нее.— Ты прекрасно знаешь, что я пришла сюда не ради твоей любви…

— О, на сей счет заблуждений у меня нет,— рассмеялся жрец.— Я знаю: ты по наивности вздумала прокрасться сюда среди ночи, взяв с собой тупого здоровенного варвара в надежде перерезать мне горло. Чем же я тебе так помешал?

— Ты знаешь чем! — выкрикнула она, понимая, что скрытность ей навряд ли поможет.

— А-а, так дело в твоем возлюбленном,— продолжал посмеиваться Тотразмек.— Теперь я вижу, что он вправду выхлебал питье, которым я тебя снабдил. Погоди, но не сама ли ты ко мне за ним обратилась? И я снабдил тебя заказанным зельем, ибо ты мне так дорога…

— Я всего лишь просила дать мне средство, которое на несколько часов погрузило бы его в мирный спокойный сон,— с горечью проговорила она,— А ты… твой гонец принес отраву, от которой он утратил рассудок! Будь проклята моя доверчивость!.. Я, дура, должна была давно догадаться, что все твои дружеские заверения суть бессердечная ложь, скрывавшая бездну ненависти и зла…