Конан из Киммерии

— Кто ты? — прозвучал низкий голос девушки, — От Зингары до Атлаи мне знакомы все побережья и народы, но нет там подобных тебе. Где твой край? Где твоя родина? Откуда ты, воин?

— Из Аргоса.

Конан был настороже, опасаясь ловушки. Малейшее движение руки Белит к кинжалу стоило бы ей жизни.

— О нет, ты не аргосец, — сказала она, окинув взглядом черноволосого гиганта. — Мышцы твои как сталь, они не размякли от жизни среди мраморных стен и пышных ковров, и глаза твои ясны — в них нет скуки пресыщенных горожан. Откуда же ты явился?

В позе и низком звучном голосе Белит не было угрозы.

— Я Конан, киммериец, — сурово произнес воин.

Киммерия для людей юга была почти мифической страной, далекой и неизвестной; краем земли, где среди сумрачных снегов обитали непобедимые великаны, не покидавшие своих гор и долин.

«Этот витязь достоин меня», — подсказал Белит безошибочный женский инстинкт. Девушка склонила голову.

— Меня зовут Белит, — словно царский титул произнесла она свое имя. — Белит, Королева Черного побережья! А ты — северный тигр, холодный и недоступный, как снежные хребты твоей родины… Огонь в душах моих людей и сталь в их сильных руках сделали меня королевой. Будь же моим королем, и вместе мы не узнаем пределов своей силы и бесстрашия!

За спиной Белит копья поднялись вверх: сабли, мечи, кинжалы грохнули о щиты, и воздух наполнился приветственными криками. Конан, ошеломленный, замер; он ждал взрыва ненависти, и реакция пиратов поразила его. Похоже, Белит и в самом деле была для них богиней; ее воле никто не смел противиться, ее решения принимались беспрекословно.

Киммериец окинул взглядом берег, потом — бесконечную гладь моря. Жизнь вновь улыбалась ему: плавать с этой молодой тигрицей, любить ее, участвовать в схватках, грабить…

— Хорошо, я останусь с тобой, — Он усмехнулся и опустил меч.

— О! — радостный вскрик Белит был ему ответом.

Затем она обернулась к воинам и твердым голосом приказала:

— Добычу — в трюмы, трупы — на дно! Мы отплываем!

Несчастный «Аргос» уже кренился на левый борт, и палубу лизали соленые волны. Привычно и быстро пираты перетащили груз, отцепили крючья. Освобожденная «Тигрица» спокойно покачивалась, пока ее палубу очищали от тел погибших, а раненых перетаскивали на корму, для осмотра и лечения. Конан бесстрастно наблюдал за этой суетой. Старый колдун, рослый и мускулистый, обработал его раны, присыпал порошком, похожим на пепел, к самым глубоким порезам приложил травы. Поплевал, жуя кору, на ушибы и ссадины. И Конан поразился, заметив, что уже не чувствует боли.

Он осмотрел корабль. Корму и нос длинной узкой пиратской галеры соединяли широкие балки; головы гребцов, сидевших по трое в ряд, были на уровне верхней палубы. Ритм ударам весел задавали барабанщики, стоявшие на корме у больших, обтянутых буйволиной кожей барабанов, и «Тигрица» плавно скользила по волнам.

Народ на корабле подобрался рослый да крепкий. Высокие поджарые пираты носили кто набедренную повязку, кто широкие, не доходящие до колен шаровары. На кожаных поясах висело самое разнообразное оружие, на шеях болтались амулеты. Плечи и торсы большинства чернокожих покрывала замысловатая вязь белесых шрамов. Эти узоры показались Конану необычными.

— Что это? — спросил он у чернокожего целителя.

Колдун Н’Тона рассмеялся и пояснил:

— Мы — народ маронг-туа, Дети Крокодила. У нас, когда юноша становится мужем, он уходит на время в Дом Предков. А там колдуны жертвенными ножами кромсают его тело, зато делают неуязвимой душу. Затем раны врачуют, и те, кто выжил, уже не боятся ни огня, ни меча.

Багряный диск солнца медленно опускался к черте, где волны сливались с небом. Величавой походкой Белит взошла на корму, приблизилась к Конану и царственным жестом освободилась от украшений, оружия, шелковой набедренной повязки и сандалий. Все это она сложила у ног киммерийца; потом выпрямилась и подняла руки — взволнованная, нагая, с глазами, блестящими, словно два агата. И крикнула своим людям:

— Волки южных морей! Смотрите на танец, брачный танец Белит, дочери королей Асгалуна!

Маленькие ступни стали отбивать мерный ритм на окровавленных досках, руки змеились над головой, тело же ее оставалось неподвижным. Но вот она изогнула свой гибкий стан и закружилась в бешеной пляске. О, что это был за танец! В нем слились отточенная грация одалисок шемитских сералей и буйная страстность черных женщин Куша. Рокотали барабаны, и в такт двигались ступни Белит. Распаленные зрелищем пираты били в ладоши, гремели рукоятями клинков о щиты.

— Кхей-я-а-а! Кхей-я-а-а! — несся гортанный крик из множества глоток.

Движения прекрасной танцовщицы были то резкими и чувственными, то нежными и плавными. Не в силах отвести зачарованных взглядов, раненые забыли о боли и смерти, здоровые — обо всем на свете, кроме божественной Белит. Ее золотистое тело мелькало, кружилось, подобно видению, и, казалось, взлетало в воздух в сгущающихся над морем сумерках.