Конан и Время жалящих стрел

Внезапно ему захотелось уязвить Нумедидеса, показать тому, что не так уж он и всеведущ, как воображает, и есть множество вещей, сокрытых от него, что известны барону. Он хотел доказать принцу, что без него тот по-прежнему не сможет обойтись…

– Однако я слышал иное. Знаете ли вы, что последние несколько дней принц скрывал в своих покоях женщину? И держал это в такой тайне, что даже слуги его не все знали об этом.

– Вот как? Этот скромник-монах? – Сальная улыбочка растянула губы Нумедидеса. – Но что за важность, право. Женщины – да у кого их нет!

– Но одна другой рознь, согласитесь. И незамужняя девица знатного рода – совсем не то, что какая-нибудь продажная кукла из Квартала Утех.

У Нумедидеса округлились глаза. Посланник говорил намеками, намеренно ходил вокруг да около, однако он уже начал догадываться, к чему тот клонит. Не в силах сдержать возбуждения, принц вскочил, судорожно стискивая в пальцах деревянную статуэтку, так что барон побоялся даже, как бы он не сломал ее.

– Не может быть! Я не верю! Она не могла… Не могла!.. – Голос его сорвался на визг. – Умоляю, барон, скажите, что это неправда…

Амальрик в недоумении следил за принцем. Он ожидал реакции – удивления, возмущения – но это было уж слишком. Без сомнения, здесь крылось нечто, о чем он доселе не подозревал. Неужто Нумедидес, этот жирный похотливый баран…

– Да, Ваше Высочество, – подтвердил он невозмутимо. – Эта особа – никто иная, как Релата Амилийская. Дочь покойного барона Тиберия.

Принц рухнул в кресло.

– Не могу поверить, барон. Вы отвечаете за свои слова?

– Совершенно. – Амальрик был оскорблен. – Девица скрывается в Алых Палатах уже несколько дней – и, по всей видимости, состояла в принцем Шамарским в греховной связи.

– Но она же погибла! В Амилии!

Немедиец покачал головой.

– Ее тело так и не нашли. Предполагалось, что труп был так изуродован пожаром, что ее попросту не сумели опознать… однако, судя по всему, судьба оказалась к ней милосердна.

– Но как могло такое случиться? Посланник развел руками.

– Увы, мне это неведомо. Возможно, принц похитил ее с намерением сделать своей женой, но позже, после налета бандитов на Амилию, не решился признаться в содеянном. Возможно, если он сам этот налет учинил, то похитил ее именно тогда, и с не столь благородными намерениями. Полагаю, девица сама расскажет вам об этом, если Ваше Высочество соблаговолит допросить ее.

– О, да, допросить ее! Да…

Похоже, мысль эта пришлась принцу по душе, он довольно потер руки и на несколько мгновений погрузился в раздумья, но затем вновь вскинул голову. Хищный огонек вспыхнул в заплывших жиром глазах.

– Однако, согласитесь, это не снимает с принца обвинения в чернокнижии. Несомненно, он воспользовался колдовством, чтобы добиться взаимности от девицы. Разве возможно иначе представить, чтобы дочь благородного рода допустила такой позор и так запятнала свою честь?!

В этом Амальрик не мог с ним не согласиться. Что-то в этой истории было нечисто. Однако Валерий – и магия… в это верилось с трудом.

– Принц мало похож на чернокнижника, – заметил он осторожно.

Нумедидес осклабился, не выпуская маленькой Релаты из рук.

– Ах, полноте, барон! Вам ли не знать, что Валерий много лет провел на Востоке. Он сам рассказывал, что якшался там с колдунами и демонами. Черная магия, должно быть, не имеет для него тайн. Сам Сет направлял его руку, когда он творил это изображение! – Принц закатил глаза, точно моля покровительства у небесных защитников. – Но теперь злодей разоблачен и понесет наказание. Все прошлые грехи припомнятся ему, в этом можете не сомневаться.

– Полагаю, ни у одного из королевских советников подобная версия происшедшего не вызвала сомнений?

Посланник позволил толике иронии закрасться в свой голос, ожидая реакции Нумедидеса. Тот не мог не понимать вздорности этих баек, годных разве что пугать младенцев… или слабоумных старцев, заседавших в королевском совете. Однако Нумедидес словно и не заметил скрытого в словах собеседника подтекста. Когда Нумедидес говорил о вине Валерия, глаза его загорались такой ненавистью, что в искренности его чувств невозможно было усомниться.

– Никаких сомнений, разумеется! Они даже готовы были прибегнуть к пытке, дабы заставить злодея сознаться в том, по наущению каких темных сил умышлял он против Аквилонии – и мне больших трудов стоило уговорить их проявить милосердие. 0днако все они были непреклонны в том, что преступника должна постигнуть самая суровая участь.

Ого! Это заставило немедийца призадуматься. Не удивительно, что придворные, все как один, бегут от него, точно от чумы. Кому же хочется сознаться, что при дворе замышляется убийство особы королевской крови! Между собой они еще могут это принять – но перед чужеземцем надобно держать лицо.

Говорить о подобных вещах с посланником Немедии для них – преступно и равносильно самоубийству.