Конан и Слуга Золота

О, да. Эта сила явно не добра! Смутное ощущение угрозы, злобы и невероятной силы будущего противника наполнили душу Хаттафа странным чувством: одновременно и дикой паники, и невероятного восторга! Преклонения! Перед такой силой.

И это ощущение, дар предвидеть и чувствовать опасность, лишний раз показывает, что он и впрямь создан для чего-то куда большего, чем должность простого сардара — ведь ни один из этих недоумков не почуял ровным счётом ничего, и, значит, не готов к неприятностям.

А в том, что они последуют, Хаттаф не сомневался. Чутьё горца не подводило его никогда. И мозгов — прислушаться к нему! — у него хватало!

Поэтому когда возник странный звук, он один держал оружие наизготовку, и был готов ко всему: драться, если противник по силам, или… Бежать, если одолеть врага окажется заведомо невозможно.

Ну уж теперь вздрогнули и загудели все его коллеги. Вскочили на ноги даже те, кто уминал боками и задами солому. Звук был и впрямь слишком необычен для погребённого под могучей многометровой толщей скалы необитаемого подземелья — низкий и громкий не то рык, не то вздох. Так мог бы зевнуть огромный слон, или носорог, про-снувшись, или завидев врага, вторгшегося на его территорию. И — что самое странное — шёл этот звук из-за запертых и опечатанных дверей сокровищницы.

В недоумении все уставились на них, словно надеясь проникнуть взором сквозь трёхдюймовые доски и железные полосы. Коллеги-сардары Хаттафа опасливо переглядывались.

Ещё раз Хаттаф убедился в глупости и бездарности своего прямого начальника. Поколебавшись, и промедлив несколько драгоценных секунд, которые могли бы, может, спасти несколько жизней вверенных ему людей, он отнюдь не отослал никого за подмогой. А лишь сбивчиво, но громко, и с руганью, приказал всему десятку окружить злополучную дверь.

И с полминуты все, как бараны, пялились на неё и друг на друга.

Хаттаф, чутко прислушивавшийся, первым уловил угрожающую им теперь опасность, и, без спросу подскочив к дверям, подпёр массивный засов лезвием своей тяжёлой секиры, уперев толстое древко в щель между камнями пола.

— Ты что делаешь, дурья башка! — заорал перепуганный явно больше всех, унбаши, «смело» расположившийся позади полукруга настороженно сжимавших свои секиры сардаров, — Немедленно подбери оружие! И — в строй!

— Резван-бек! — тон Хаттафа был категоричен, — Нам нужна подмога! Пошлите…

— Заткнись, сопляк! Кому ты указываешь?! Сами справимся! Взять секиру, живо! — злой тон не совсем соответствовал ятагану, трясущемуся в руке, и бегавшим глазкам унбаши, — Ты у меня под трибунал пойдёшь! На галеры до самой смерти!..

— «Да, придурок, пойду, если останемся живы, и если найдёшь в Турфане — галеры!» — хотел ответить Хаттаф, вынимая из ножен на поясе кривой и остро отточенный клинок ятагана, но не успел. Зато успел отодвинуться подальше от дверей.

Тяжёлая устрашающая поступь кого-то огромного, находившегося теперь в сокровищнице, достигла дверей. И внезапно на них обрушился страшной силы удар!

Ничто, или никто из живущих на земле созданий не смог бы нанести такого чудовищного удара! Прочнейшие двери сразу подались вперёд, верхние петли соскочили со своих креплений, и удержались массивные створки только благодаря пресловутой секире, спружинившей удар, нанесённый в центр дверей!

Двое здоровенных новобранцев, принятых на службу немного раньше Хаттафа, не выдержав, в ужасе бросили оружие, и с криками устремились было к спасительному выходу туннеля. Но клинок десятника перехватил их, уперевшись прямо в горло первому бежавшему:

— Не так быстро, вы, идиоты обделавшиеся! — голос унбаши хоть и подрагивал ещё от страха, был достаточно убедителен, особенно подкреплённый стальным аргументом, — Первого, кто покинет пост, я самолично зарублю! Ну-ка, быстро по местам! И смотрите у меня: чтобы ни один из этих воров не ушёл живым! — трясущиеся стражи молча вернулись к своим секирам, и с явной неохотой подобрали их. Страх перед начальником, и наказанием пока явно был у них сильнее жажды жизни. Наивные дурачки.

Однако унбаши нашёл нужным ещё «подбодрить» своё бравое подразделение:

— Если из казны пропадёт хоть один медный обол, мне опять понадобятся волонтёры, потому что вы все будете посажены на кол! Лично я и прослежу!..

Хаттаф, безмолвно ухмыльнувшись про себя, понял, что унбаши хочет своими силами справиться с нападением, как он считал, воров-людей, атаковавших сокровищницу изнутри. Чтобы таким образом добиться того же, чего, собственно, желал и сам Хаттаф: славы, повышения, и денег. Одного только не учитывал «мудрый» унбаши — воры тихо ушли бы со своей добычей тем же путём, что и попали внутрь. Не в их интересах шуметь и привлекать внимание!

Нет, Хаттаф был уверен: ворами здесь и не пахло!

Затишье, длившееся после первого удара почти минуту, позволило этой сцене развиться до конца: паникёры с оружием в руках заняли вновь свои места, будучи уверены, что уж с ворами-то, пусть даже вооружёнными тараном, они легко справятся, превосходя их недюжинной силой, выучкой и отличным вооружением.