Конан и Пришелец из другого Мира

Ничего «ценного» или полезного Конан не нашёл: не было даже обычных в таких случаях мелочей, вроде фляг с водой, кошельков или талисманов-оберегов. Этот факт сказал Конану о том, что банда явно какая-то местная. И прибыла из какого-то селенья, находящегося рядом – там и остались их пожитки, или кони.

Тех, кого он поразил кинжалами первыми, Конан не потрудился даже осмотреть, чтоб проверить дыхание или пульс: знал, что обеим попал прямёхонько в сердце!

Киммериец не торопясь выдернул из тел своё оружие, и отёр об одежду мертвецов: им уже не нужно заботиться об её «аккуратном» виде.

Он оттащил трупы всех четверых подальше – за гребень холма, и сбросил в имевшийся там небольшой лог. Похоронами убитых он заниматься не собирался: пусть гнусных и нападающих исподтишка, словно шакалы, бандитов, и «хоронят» эти самые шакалы. И вороны.

Коренастый крепыш, пытающийся сфокусировать глаза на лице киммерийца, испустил последний вздох прямо на руках Конана: варвар даже не разобрал, что тот хотел и пытался прошептать ему, когда нагнулся, приблизив своё лицо к невысокому телу, опустившись на колени. Собственно, Конан не сильно расстроился: вряд ли грабитель собирался сообщить ему что-то действительно полезное или ценное, скорее просто хотел «осчастливить» на прощанье парой проклятий или ругательств.

Пришлось извлечь свой кинжал, да переправить и этого почившего, пусть и не совсем в мире, бандита к остальным, в любимую яму.

Бэл его раздери, теперь и расспросить-то некого!.. Ну, кроме оглушённого бедолаги. Ладно, в ситуации есть и плюсы: не нужно беспокоиться о тылах, и никого связывать, а затем и конвоировать к местным властям – чтоб всё было, как положено у порядочных наёмников, по Законам. Местным и общечеловеческим.

Конан подошёл к последнему из нападавших, подобрал валявшийся рядом с телом кинжал, и сунул его в ножны. Постоял над лежавшим. Нет, человек не умер, как он было испугался: слабое дыхание вполне явственно слышится. Ну-ка…

Конан пощупал затылок: точно! Шишка на затылке очень даже приличная. А вот подозрительно густые волосы, оказавшиеся под чем-то вроде тюрбана или чалмы из тонкой материи, кровью не пропитались. Значит, защитила от открытой раны эта самая материя. Да и от более серьёзных последствий броска предохранила. Вот и хорошо.

Конан нацепил тюрбан обратно на голову человека, так и не пришедшего в себя, после чего схватил нападавшего, оказавшегося невысоким, и на удивление лёгким, прямо за широкий и расшитый узорами туранский кушак, и, словно терьер крысу, перетащил к очагу. Сухие дрова, чтоб подкинуть в догорающие угли, у него уже были приготовлены. Осталось положить их на дымящуюся золу, и пару раз могуче дунуть.

Теперь можно было получше рассмотреть и ночного гостя и его странную одежду.

Чёрные очень широкие штаны, чёрная свободная рубаха, словно балахон, мешковато окутывали небольшое тело. Решив, что хуже не будет, варвар снова снял тюрбан, и подложил его под голову женщины. Правда, он не стал прикрывать небольшой рот с губами, изогнутыми изящным луком, полосой материи от этого самого тюрбана, как было сделано до этого.

Не сказать, что он оказался сильно удивлён открывшимся зрелищем: и густые пышные волосы цвета воронова крыла, и высокий и нелепо мелодичный в такой ситуации звук вскрика, и лёгкость миниатюрного тела с очень характерными широкими по контрасту с талией бёдрами и без этого подтверждения сказали ему, что перед ним – женщина.

Осталось привести её в чувство да допросить. Но перед этим…

Связанная по всем правилам бандитка очнулась всё же лишь после того, как Конан во второй раз фукнул ей в лицо водой изо рта.

Оказалось, что ругаться женщина предпочитает на туранском, шемитском и зингарском. Конан послушал, послушал, как его костерят на все корки, и… рассмеялся. Сказал на пуштунском:

– Зря расточаешь перлы своего красноречия.

– Ты что, не понимаешь эти языки? – на пушту она говорила, конечно, с акцентом туранки, но понять можно было свободно.

– Отлично понимаю. – Конан теперь перешёл на туранский, – Просто такими примитивными и наивными ругательствами и проклятьями меня не пронять.

– Ты что – бессмертный бог?

– Бери выше. Я – Конан-киммериец.

Некоторое время царило молчание – но по на мгновение расширившимся, а затем сощурившимся в щёлочки глазам Конан понял, что о нём слышали. Впрочем, женщина оказалась реалисткой:

– Ты прав. Если то, что про тебя рассказывал – правда, (А я смотрю – так оно и есть!) тебя словами не пронять. Тут помогло бы дюймов десять стали, вонзённые тебе в живот! И чтоб ещё попроворачивать их там! А ещё лучше – чтоб тебя посадили на кол! Или сожгли на костре! Или четвертовали – как предателя! Или…