Конан и осквернители праха

Конан фыркнул с величайшим отвращением и повернулся к Эсфахану спиной. И направился к выходу в коридор, минуя занятых работой шемитов. При этом он держал свой кинжальчик у бедра и поворачивал блестящее лезвие туда-сюда, намеренно привлекая внимание работяг. Он очень надеялся, что никто не поднимет крика при виде оружия. Сам он присматривался к лицам, ища себе спутников. Двое ребят помоложе в самом деле двинулись следом за ним. Но особой решимости от них ждать не приходилось.

Стражники по-прежнему стояли со скучающим видом: пускай, мол, смертники еще поработают, спешить им все равно некуда. Рассыпавшись по прихожей, они гуляли по двое либо подпирали стену. Конан шел прямо на них, пряча нож за спиной. Кто-то из стражников раздраженно вскинул голову при его приближении. Но мягкий шаг киммерийца настолько плавно перешел в бег, что они попросту не успели отреагировать. Он миновал их прежде, чем они поняли, что происходит.

Он мчался вдоль боковой стороны коридора, прямо на Нефрена, благо двое стражников, с которыми тот разговаривал, стояли к нему спиной. Один из них, капитан, первым услышал его приближение и обернулся, пытаясь выхватить меч. Тем самым он оказался между Конаном и его главной целью – и получил удар кинжала, предназначавшийся тощему телохранителю. Удар пришелся вскользь и не причинил особенных повреждений – ну там, хрустнула пара ребер, всего и делов. Капитан тем не менее завалился как раз на Нефрена и притиснул его к стене.

Прорвавшись таким образом мимо стражи, Конан во весь дух помчался по коридору, озаренному настенными лампами. За его спиной послышались крики и топот: это стража сцепилась с рабочими. Конан оглянулся на бегу и с огорчением убедился, что, кроме него, вырваться не удалось никому. Шемиты сумели только слегка задержать стражу, которая лишь теперь устремилась в погоню за беглецом. Он еще поддал скорости. Эхо шагов гудело в каменном тоннеле.

Конан знал, что чем ближе к поверхности, тем больше народу станет попадаться ему на пути. И он решил свернуть в один из узких боковых проходов, чтобы вынудить преследователей бежать за ним гуськом. Завидев впереди перекресток, Конан напряг зрение, пытаясь сообразить, куда сворачивать... потом ему показалось, что в потемках впереди произошло какое-то движение. Еще немного... и он увидел нечто такое, отчего его бег сам собой перешел в шаг. А потом Конан и вовсе остановился.

Это был его молодой начальник, Мардак. Но, Кром, в каком виде!.. Глаза чертежника остекленели, лицо покрывала смертельная бледность, лишь на подбородке и шее запеклась густая кровь, вытекшая изо рта. Руки вместо кистей кончались комками окровавленных повязок. Тем не менее он был еще жив. Он с трудом переставлял ноги, явно не соображая, что происходит. Его вели двое жрецов, один из которых нес небольшой сундучок.

Конану не понадобилось заглядывать в позолоченную коробку: он и так знал, что там находилось. Язык и руки Мардака. Похоже, Хораспес держал свое слово и вправду намеревался оставить мастеру жизнь...

Заметив размахивавшего кинжалом северянина, жрецы перетрусили и вместе со своей жертвой шарахнулись обратно в тоннель. Конан же обернулся и увидел, что промедление грозило бедой. Стражники готовы были настигнуть его, и первым мчался Нефрен. Длинные, казалось бы негнущиеся ноги несли его вперед на удивление быстро. Конан живо юркнул в узкий коридор, ответвлявшийся от основного тоннеля.

Это оказался тот самый коридор, по которому несчастный Мардак вел его накануне. Где-то впереди трещал и плевался светильник, подвешенный на крепях, удерживавших потолок от обвала. Конан бросился вперед, проклиная про себя и свет, и преграду. То и другое могло стоить ему жизни. Почти не замедлив скорости, он протиснулся в щель и увидел, что Нефрен следовал за ним по пятам. Худая фигура стигийца была как будто самой природой предназначена для высоких, узких коридоров. И он уже заносил меч для удара.

Вместо того чтобы отпрянуть, Конан нырнул под его руку, схватился за опорный столб крепи и с силой пырнул Нефрена в живот. Острие кинжальчика ткнулось во что-то твердое. В тот же миг меч Нефрена, не попав по его голове, ударил по дереву и отколол здоровенную щепку.

По-видимому, неожиданное напряжение и толчки превысили прочность дерева и ослабленного трещинами камня. Конан услышал над головой тяжкий стон проседающей породы и почувствовал, как уходит из-под ног пол. Потом мир перевернулся вверх дном и внезапно погас свет.

Прежде чем потерять сознание, Конан запомнил одно странное зрелище, которое никак не хотело погасать в его мозгу. Шелковое одеяние Нефрена, распоротое ударом кинжала. И рана, из которой вместо крови текли струйки светлого песка и сыпались какие-то засохшие травы.

* * *

Темнота. Боль.

Тишина. Навалившаяся тяжесть. Боль...

Вот какими категориями описывался невероятно сузившийся мир, в который постепенно вернулся молодой киммериец. Вернулся и обнаружил, что его держит в сомкнутых челюстях громадное каменное чудовище.