Конан и осквернители праха

– ...Ибо умение управлять человеческими чувствами есть своего рода искусство, – без умолку болтала царица. – Со времен древности из рук в руки передаются замечательные секреты, изобретения ученых мудрецов. Например, удивительные мази: они могут многократно усилить и наслаждение, и боль... – Она вновь многозначительно подняла брови и засмеялась, как замурлыкала. – Но кто возьмется сказать, где кончается удовольствие и начинается страдание?.. И наоборот?.. И велика ли разница между ними?..

Она заговорщицки прижалась к Конану, и он заметил, что одновременно придвинулись ближе и ее приспешники.

– Вот, например, я храню у себя плеть-пятихвостку, – продолжала Нитокар. – Все шипы на ней смазаны разными веществами, каждое из которых воздействует на плоть по-особенному. Целый пир боли!.. Пир, щедро приправленный наслаждением!.. Всякому, кто когда-либо оказывался у меня под кнутом, я предлагала попробовать разграничить наслаждение и страдание!.. Как ты думаешь, многим ли это удалось?..

Они добрались до высокой позолоченной двери в конце коридора.

– Я не сомневаюсь, ты получишь огромное удовольствие, мой варвар... – обернулась к Конану Нитокар и подняла руку, чтобы погладить его по щеке. – Так или иначе, если судьба уготовила тебе нечто, вовсе не спрашивая, хочешь ты или не хочешь, – лучше уж расслабиться и получить удовольствие...

Один из слуг распахнул тяжелую дверь. Комната, представшая глазам киммерийца, напоминала не будуар, а скорее аптеку. Всюду – столы со всевозможными баночками и флаконами, по стенам развешаны какие-то странные приспособления... По мнению Конана, здравомыслящему человеку в подобном помещении было решительно нечего делать. Он и не собирался переступать порог, покуда была на то его воля. Он выдернул свою руку из руки царицы, игриво увлекавшей его вперед. Еще миг – и его локоть врезался под ребра слуге, наступавшему ему на пятки. Он почувствовал, как его локоть буквально проткнул слои по-детски мягкого жира на животе евнуха, добираясь до крепкой мускулатуры.

Слуга изумленно выдохнул, переламываясь в поясе. Развернувшись, Конан снизу вверх вмазал ему в рожу коленом и довершил дело, опустив бедняге на затылок тяжелый, как молот, кулак. Однако угомонить толстяка оказалось не так-то просто даже ему. Тот никак не падал: согнулся, шатался, но все-таки еще силился вслепую ухватить Конана поперек тела. Шут его знает, – мелькнуло в голове у киммерийца, – может, коварная Нитокар его накачала какой-нибудь гадостью, он и не чувствует ничего!.. Выругавшись, Конан нагнулся, сцапал евнуха за пояс, поднял его, брыкающего в воздухе ногами, и с размаху швырнул вниз головой о дверной косяк.

– Неотесанный варвар! Ты заплатишь, если... – пронзительно закричала Нитокар. Вмешаться она, правда, и не пыталась. – Стража! Раб взбунтовался! Взять его!.. А-а-а...

Вопль оборвался: поверженный слуга рухнул в ноги царице, так что оба опрокинулись через порог. Это освободило дорогу второму евнуху. Тот осторожно обошел упавшую Нитокар, перепрыгнул через своего сотоварища и со всех ног погнался за Конаном.

Киммериец уже удирал по коридору, но, заметив погоню, повернулся к евнуху лицом. Его преследователь успел прихватить из спальни царицы оружие – длинный кинжал с волнистым лезвием. Этот кинжал не показался Конану пригодным для серьезного дела. Скорее он был призван ласкать чей-то глаз. А может быть – внушать страх.

– Ну, давай, давай, – прорычал киммериец, обращаясь к слуге. – Если бы ты уже не был евнухом, я бы тебе...

Тот зарычал в ответ и бросился к нему, держа свое оружие на уровне пояса. Подскочив, он занес кинжал высоко над головой, но Конан ударил его по руке, уходя от удара. Кинжал пошел в сторону, описывая дугу, и Конан перехватил его рукоять. Он полоснул евнуха по брюху, потом вздернул руку, метя в горло. Тонкое лезвие застряло в сухожилии под подбородком и обломилось. Слуга царицы схватился за горло и, невнятно булькая, осел на пол. Конан отшвырнул окровавленную рукоять и со всех ног кинулся прочь.

– Сдавайся, варвар! Стра-а-ажа! Взять его, говорю! Он оскорбил вашу царицу! О-о-о...

Призывы Нитокар стихли сами собой: она склонилась над еще дергавшимся рабом. Заворачивая за угол коридора, Конан оглянулся в последний раз и увидел: царица поднесла к лицу руку, перемазанную в крови, и завороженно уставилась на нее...

Несмотря на весь поднятый ею шум, стража что-то не торопилась. Тем не менее впереди в коридоре Конану померещился шорох. Он начал оглядываться, ища хоть какой-нибудь путь к отступлению. Одна из позолоченных дверей в коридоре была приоткрыта. Или ее как раз собирались закрыть. Конан, не раздумывая, кинулся в ту сторону и влетел внутрь, без усилия вынеся дверь плечом. Громадный, грозно сжатый кулак готов был укоротить любого.