Конан и мрачный серый бог (ЛП)

— Как и у тебя, у меня есть опыт созерцания остатков пищи за столом смерти больше, чем одном случае. Воин не придаёт значения зловонию или аспекту падали.

Их беседа истощалась, поскольку их лошади неслись вдоль дороги, которая постепенно поднималась вверх. Дневное солнце продолжало иссушать дюны и высасывать каждый кусочек влажности из воздуха. Скоро, запах спекшихся конских волос, и сухая пыль уступила острому усилившемуся аромату. Они приблизились к расщелине в скалах, через которую вела дорога. Здесь колебание и шелест крыльев, и карканье ссорящихся стервятников стали громкими.

Когда копыта их лошадей принесли их в расщелину, отвратительное зловоние текло в их ноздри как сильно пахнущая волна. Сивитри кашляла и подняла руку ко рту, ее лицо исказилось, несмотря на ее, более ранние смелые слова о смерти.

Дорога сузилась к пути, обрамляемому с обеих сторон крутыми каменными утесами. Киммериец восхищался эффективностью этого естественного укрепления; любой приближающийся к плато был вынужден следовать по этому проходу, который могла легко защитить маленькая группа мужчин.

Конан продолжил пристально осматриваться вокруг изгиба пути. «Кости Зандру», — бормотал он. Несколько шагами вперед, где дорога закончилась и открылось плато, он потерял счет убитым. Стервятники пронзительно кричали в раздражении при прерывании их банкета, взмахивая вдаль от кучи разлагающихся трупов. Груда достигала половины высоты роста человека, путаница изжеванных членов и распотрошённых тел. Пустые глазные гнезда зияли в безжизненных окровавленных лицах, и глаза, вырванные клювами. Большая часть плоти была снята, обнажая участки костей тут и там среди павших. Мухи, не столь застенчивые как отвратительные птицы, роились вокруг насыпи мертвецов.

Под горячим дневным небом сильный запах подавляющей гнили был сильнее, чем даже Конан мог перенести. Он взял тряпку из своей седельной сумки и связал ее узлом вместе, покрывая его рот и нос. Сивитри торопливо сделала аналогично.

Они замедлили своих лошадей и с болезненным любопытством смотрели на тела.

— Кем они были и как они умирали? — спросила Сивитри, голосом несколько приглушенным тканью.

— Они были шемитами, хотя и более смуглые. Мертвые в течение не больше чем дня, еще среди них почему-то причудливо искажённые. Некоторые с оружием и носили кожаные безрукавки, — заметил Конан, разглядывая вблизи ужасные останки. — Странно, — пробормотал он. Он выдвинул свой меч и использовал его, чтобы перевернуть труп на спину.

— Что? — требовательно спросила Сивитри, оставшись на лошади. Она протирала свою шею и уже зевала, как будто устала от костей.

Конану она казалась бледной, возможно, получила умеренный солнечный удар.

Но поездка не была невыносимо горячей, конечно, более прохладной, чем некоторые, вынесенные Конаном. Конечно, она не была приучена к этому виду путешествия. Он осмотрел её, ища признаки любого тяжелого заболевания, потом вернулся к осмотру груды мертвецов.

— Символы три треугольника в пределах круга выгравированы на этих безрукавках, — отметил он рассеянно, когда отделил больше мертвецов и изучил их.

— Большинство воинов, если они наемники, не украшает себя знаками одного вида или разными. Что из этого? — Я видел похожие на них на юге столицы Немедии, — ответил Конан. — Если я вспомнил точно, эти люди были прихожанами Ибиса.

— Это так, молодой человек! — спокойные слова, казалось, прибыли из ниоткуда.

— Кром! — Конан отскочил назад, поднимая меч.

Сивитри шипела от удивления, выхватив свой меч из ножен и держа наготове, поглядывая на проход позади них.

Конан тогда заметил, что он стоял в удлиненной тени человека, того, кто стоял выше и позади него. Он разворачивался и искал на вершине скал. Утесы не были настолько круты здесь, где проход закончился.

Там находился худой старик, одетый в тунику с длинными рукавами и бриджи великолепного белого шелка. Его тонкая, серебристая борода выросла от его морщинистого лица и неслась вниз к бледным кожаным ремням его сандалий, завиваясь немного вверх. В узловатом кулаке он сжимал конический жезл из дерева алебастрового цвета. Его пояс был бесцветен из плетеных веревок, с плоской серебряной пряжкой, исполненной в виде символа подобного украшавшего безрукавки убитых. Пряжка была единственной частью украшения среди его простых предметов одежды.

— Кром? — Старик повторил эпитет Конана, качая головой. Он стукнул своим жезлом о землю и исчез.

Конан кружился и просматривал вершины скал, скошенный утес, и изгиб пути позади него, ничего не находя.

— Исчез! — констатировала Сивитри, проявив замешательство, пожал своими плечами. — Как? Это не может быть! — Это снова так, — прибыл голос.

На сей раз, высохший незнакомец стоял в конце тропы, где она выводила к плато.

— Не тяжело верить увиденному вашими глазами, но также легко они могут обмануть.

Он приблизился к ним и остановился на расстоянии длины меча от края отвратительной груды. Конан держал свой меч в руке, но не поднимал его.